– Ты ее оперировал, мальчик?

– Нет. Не я. Ее оперировал мой друг – пластический хирург.

– Пластический хирург? – искренне изумился Петри. – Но зачем? Татьяна и без пластики была красавицей.

– Да… Была… – Олег помолчал, поднял на него мутный взгляд. – Но всегда считала, что у нее маленькая грудь. И решила, что мой друг способен ей в этом помочь.

– У него не вышло?

– У него все вышло. Но потом, после операции, у Тани вдруг резко поднялась температура. Он решил, что у нее идет отторжение имплантов. Решил удалить. Начал подготовку к повторной операции. Но…

– Он не успел?

– Не успел. Таня умерла еще в палате. Потом он выяснил, что у нее была аллергия на материал, из которого были сделаны эти чертовы…

Олег опустил голову на руки и громко зарыдал. Слова, которые он выкрикивал, едва можно было различить. Но Петри все же понимал, о чем он.

– Я так любил ее! Так любил! – кричал Ирве. – Не было никого прежде и не будет никого в будущем, кого бы я так любил! Таня, она была… Беззащитной, хрупкой, невероятно нежной. И она любила меня. Самозабвенно! Ты знаешь, старик, как это?

Петри промолчал.

– Она могла не есть, не спать, а часами смотреть на меня. Она обожала меня. Она тихонько сидела дома и не выходила почти никуда. Ждала меня. И… И вдруг ее не стало. Я был в таком шоке, что не сразу понял, что мне предложил мой друг – пластический хирург.

– Что он предложил?

– А когда я понял, что он мне предложил, было уже поздно, – будто не слыша его вопроса, бормотал Олег. – Это было уже преступлением!

– Он спрятал тело?

– Он спрятал Таню! – страшно заорал на него Олег. Его глаза смотрели неподвижно, как у безумного. – Он вывез ее из клиники ночью, бросил в яму, засыпал известью и закопал. Как бродячую собаку!

– Но зачем? Он же не виноват, что у девушки была аллергия. Она же наверняка подписала все бумаги. И знала обо всех рисках. – Петри недоумевал. – Зачем он спрятал ее?

Он вовремя запнулся, не произнес слово: «труп».

– Он был виноват. Он был виноват в том, что использовал материал, не прошедший проверку. Это был какой-то левак, который он обкатал на Тане.

– Он на ней поставил эксперимент?! – ахнул Петри, оседая на стул напротив Олега.

– Типа того. А когда она умерла, он испугался, что его лишат лицензии, и уничтожил весь материал. И зарыл ее. И сказал мне об этом уже после того, как это сделал. Он… Он не позволил мне похоронить ее по-человечески. Он не позволил мне даже с ней попрощаться! Я почти сошел с ума от горя, старик. Я почти сошел с ума. Я решил уволиться и уехать из страны. Сюда, домой. И вдруг это чудо! Это было как послание небес!

– К тебе в отделение забежала девушка, за которой гнались бандиты, и она попросила тебя о помощи?

– За ней гнались не только бандиты, старик, но еще и полиция. Они оцепили все вокруг. Мне пришлось постараться, чтобы вывезти ее из больницы.

– В какой момент тебе пришла в голову идея сделать из этой девушки Таню?

– Я не делал из нее Таню. Я вернул ее себе!

– В какой момент, Олег?

– Неужели это так важно, шериф?! – заорал Ирве, опуская кулак на стол.

– Для меня – да.

– Когда она разделась догола, чтобы лечь на койку в палате интенсивной терапии, я обнаружил, что у нее почти точно такая же фигура, как у Тани. Только грудь много больше. Как раз такая, какую и хотела Таня. Я замотал ей голову бинтами, подключил к аппаратам, глянул на нее голую. И меня будто током ударило. – Он широко улыбнулся, вспоминая тот день. – Это было тело моей Тани. Только лицо… Оставалось лицо…

– И ты его уничтожил.

– Что?!

– Ты уничтожил лицо девушки, которая попросила тебя о помощи.

– Я вернул себе Таню, старик. И ни разу не пожалел об этом.

– А хирург согласился? Твой друг – пластический хирург, он согласился?

– О! Он руки мне целовал, когда я ему это предложил. Он был невероятно счастлив, что все так удачно разрешилось. Что пропавшая Таня вдруг снова появилась. Воскресла. Предстала со мной перед алтарем. И исчезла из страны. Он радовался больше меня, шериф.

– И сейчас радуется? – подсказало ему старое чутье следующий вопрос.

– Сейчас? – Олег Ирве погрозил ему пальцем, комически сморщив лицо. – Нет, старик. Он уже три года тю-тю, просит прощения у Тани. У настоящей Тани. Там, на небесах.

– Ты? Ты убил его?

– Нет, зачем. Меня в то время уже не было в стране.

По тому, как удовлетворенно заиграл взгляд Ирве, Петри понял, что что-то тут не так.

– Но ты ведь как-то помог ему уйти? Разве нет? Зная тебя, Олег, не поверю, что ты до конца его простил.

– Не простил. И да, да, ты прав. Я помог ему.

– И как?

– Да просто. – Олег разложил на столе руки, осмотрел каждый палец. С сожалением причмокнул. – Я ведь хорошо оперировал, шериф. Спасал людей. И потом этими вот руками взял и вкатил лошадиную дозу хитрого лекарства ему в бутылку скотча. Хитрое лекарство, не оставляющее почти никаких следов в крови. Шприцем, аккуратно. След от иглы замазал клеем. Перед самым отъездом ему эту бутылку подарил с просьбой распить на его день рождения.

– Выпил?

– Конечно!

– Один?!

Петри тут же с ужасом представил дюжину пострадавших.

– Конечно, один. Он был жаден до алкоголя. А до дорогого алкоголя особенно. А я не поскупился. Он выпил почти половину бутылки, а достаточно было ста граммов. Более того, выпив, он сел за руль. У него просто не было шансов, старик.

– У него не было шансов. А у тебя прекрасное алиби. Тебя уже не было на тот момент в стране.

– Совершенно правильно! Кстати, а у тебя нет выпить?

Олег не дождался его ответа, встал. И полез лазить по шкафам.

Бутылку он обнаружил одновременно с диктофоном, нечаянно задев локтем пузатый ненужный чайник. Сначала он опешил, потом перепугался даже больше, чем Петри. А затем рассвирепел и полез на него с кулаками.

Он бил его самозабвенно, даже счастливо улыбался, чертов садист. Избивая, то и дело поливал его водой, чтобы Петри не впал в кому.

– Ты должен чувствовать боль, шериф. Ты должен понимать, как людям бывает больно, когда кто-то лезет в их жизнь. Непрошено лезет в их жизнь. А ты все время лез в мою жизнь, сволочь! Все время! С детства.

Он бил его и бил. А потом выволок Петри на улицу и потащил в сторону пирса.

– Сдохнешь в море, – приговаривал он по дороге. – Никто ничего не поймет. Тебя просто смыло морем, старая сволочь.