– Спрашивай, мент, – процедил он сквозь зубы.

– Кто такой брат? – спросил Устинов.

– Брат – это, мент, родственник такой. Ты не знал? – Он хамовато хмыкнул.

– Ты часто звонишь ему, кто он?! – повысил Сергей голос.

– А тебе-то чё? Ты кто тут вообще? Тут они вот рулят, – указал он кивком на местного полицейского, угрожающе поигрывающего дубинкой. – Ты вопросы по существу мне задавай.

– Я и…

– По существу вопроса, который случился вчера, а не три года назад, – перебил его Смолянский.

– Хорошо, – тут же смирился Устинов, поняв, что только время потеряет, пытаясь заставить его сдать подельника. – Надеюсь, ты понимаешь, что тебя могут осудить по местным законам за убийство бывшего шерифа.

– Все лучше в здешней тюрьме сидеть, чем в нашей, там-то мне вышка светит. Разве нет? Чего молчишь, мент?

– Тем более не пойму, чего ты ломаешься, – проворчал Устинов, опираясь плечом о шершавую бетонную стену камеры. – Тебе что здесь тюрьма, что там. Здесь тоже не два года дадут. А по совокупности – лет сорок пять.

– А чё это по совокупности-то? Я ничё такого тут не делал.

– А по поддельным документам таможенный контроль ты прошел? А покушение на убийство ты планировал?

– Блин… – Смолянский обреченно вздохнул, тяжело глянул в его сторону. – Какое покушение? Не трогал я никого. И не собирался. Хотел девку немного потрясти. Узнать хотел, куда наши бабки с камнями подевались.

– Не вышло? Бывший шериф встал на пути? Он помешал тебе осуществить твой замысел?

– Не вышло у меня, мент. У тебя не вышло. Не получилось приказ Кадашова выполнить. Чё девку-то не сдал ему? Втюрился, что ли? – Смолянский противно хихикнул. С пониманием прищелкнул языком. – Она того стоит, мент. Она шикарная, не спорю. Только пустая. Если ты хотел чё-то срубить, кроме ее красоты, то твоя затея говно.

– В каком смысле?

Устинов устал, вспотел в жаркой камере. Смолянский стоял перед ним в одной футболке и пижамных штанах. Полицейский был в кителе. А он парился в теплой куртке, толстом свитере и ботинках на толстой подошве. Он не терпел, когда по спине ползли капли пота.

– Денег у нее нет. Пустая она. Просто бежала от страха тогда, три года назад. И все. Вы все ошиблись. Мы все ошиблись. И я, как дурак… шел туда, куда мне указывали. – Смолянский опустил голову, выпалив длинное матерное ругательство.

– Кто указал, Иван?! Кто?

– Это неважно, мент. Уже неважно. Брата я тебе не сдам, а вот по шерифу могу информации подкинуть. Но это если мне местный коп позволит передачку в камеру передать.

Смолянский и Устинов уставились на местного, продолжавшего поигрывать с дубинкой. Дубинка пару раз взлетела и опустилась на его раскрытую ладонь.

– Передачку? – повторил он с акцентом.

– Да. Пожрать, в смысле, – умоляюще глянул на него Смолянский. – Девчонка одна принести должна. Здешний харч никуда не годится. А взамен я скажу, что видел вчера вечером, когда выходил от вашего бывшего шерифа.

Коп задумался.

Передачка от дочери хозяина гостевого дома уже час, как лежала под его столом, издавая умопомрачительные запахи. Такие умопомрачительные, что он не выдержал и запустил туда руку. А когда вытащил, то в ней оказалось сразу две кулебяки. А потом еще и бутерброд с домашней колбасой. Конечно, он не все съел. И там много еще чего осталось, в том пакете, что принесла запыхавшаяся дочь хозяина гостевого дома. Но хотелось-то все это доесть самому. И в мыслях не было отдавать это русскому.

А теперь он требует сделки. Обещает информацию в обмен на еду. И это не такие уж суровые условия, которые он не смог бы выполнить и за которые получил бы нагоняй от высшего начальства.

– Хорошо, говори. Будет тебе еда.

– В общем, так. Я сяду? – Он с мольбой глянул себе за спину, на табурет, привинченный к полу.

– Еще как сядешь, Ваня, – с ласковой угрозой в голосе пообещал Устинов.

Полицейский кивком позволил.

Смолянский сел. Положил руки на откидной столик, намертво приделанный к стене.

– В общем, я вчера был у доктора.

– Заболел, Ваня? – ухмыльнулся Устинов.

– Будешь зубы скалить, мент, попрошу, чтобы меня оградили от твоего присутствия, – пригрозил Смолянский, издевательски скалясь. Посмотрел на копа. – Я вчера вечером был у вашего доктора.

– Ирве?

– Да. У него.

– Зачем? – Дубинка угрожающе зависла в воздухе. – Проблемы со здоровьем?

– Нет. Мне нужно было задать ему несколько вопросов.

– Каких вопросов? – удивился местный коп.

– Это касалось его жизни в России. Он же жил там. Знаете?

– Да, – кивнул коп.

– Были вопросы к нему. О его жене. Она же тоже русская, знаете, да?

– Да, – последовал еще один кивок.

Устинов напряженно молчал. Он уже пожалел, что напросился на допрос. Если этот Смолянский будет много болтать, ему не удастся защитить Лилию! Уже от местного правосудия не удастся защитить. Это худо.

– В общем, когда я пришел к вашему доктору, у него в кабинете был этот старик.

– И что? – Губы копа презрительно выгнулись. – Он старый. Просто заболел.

– Они ругались.

– Ругались?

– Да.

– О чем?

– Я не понял. Они то на русском болтали, то на вашем местном. Но ругались прилично. Несколько раз называли жену доктора по имени. Когда старик вышел, а я зашел, доктор стоял с красным лицом. И он был в бешенстве.

– Что это доказывает? – вставил Устинов. – Это как-то тебя оправдывает?

– Имей терпение, мент. – Смолянский кивнул на местного полицейского. – А то попрошу оградить меня от твоего присутствия.

– Дальше! – рявкнул Устинов.

– Я переговорил с доктором. О чем – не скажу. – Он с вызовом вскинул подбородок. – Это к делу вашего старика не относится. Я узнал, что хотел. И ушел.

– Куда?

– Я пошел к старику. Не сразу. Через час, наверное. Я зашел к нему. Хотел поговорить. Но он выгнал меня. Не дал слова сказать. – Смолянский равнодушно подергал плечами. – Его право. Он местный. К тому же я перепугался, что он окочурится прямо при мне.

– В каком смысле?

– Мне показалось, что ему плохо. Лицо красное, глаза мутные. Еще он пошатывался.

– Он страдал высоким давлением, – с сожалением обмолвился местный полицейский.

– Может, и инсульт саданул, кто знает. Может, доктору и не пришлось особенно с ним возиться. – И Смолянский гаденько рассмеялся.