Киирис торопилась в комнату. Подобные стычки сами по себе ничего не стоили: просто болтовня, обмен издевками, в котором она, кстати говоря, одержала полную победу. Но Алуре удалось зацепить ее, выудить из тщательно оберегаемого уголка души древнюю теуругию, которая с каждым днем становилась все сильнее. Контролировать зов крови было тем еще испытанием на прочность.

— Кровь богов, хватит меня избегать! — Раслер возник на пути так внезапно, словно материализовался из ниоткуда. — Мне казалось, мы договорились кое о чем.

— Правила изменились, Наследник костей, — ответила она. — Император пожелал больше не делиться мною. Ни с кем.

На миг на беспристрастном лице Раслера возник росчерк боли, но он все еще был единственным человеком на свете, кто умел настолько безупречно владеть своими чувствами.

— Император не видит дальше своего носа, — некромант пожал плечами.

— Ты тоже.

Киирис схватила его за запястье левой руку, подняла на уровень глаз: фиолетовый туман просачивался сквозь ткань, опалял кожу даже случайным прикосновением. Раслер сделал слабую попытку вырваться, но мейритина держала крепко. Потребовалось мгновение, чтобы сдернуть перчатку. Наследник поморщился, словно остался без штанов, но и после этого ни сделал и шагу. Просто смотрел, как и Киирис, разглядывал вспухшие чернильно-синие вены под кожей, и пульсирующий густой туман, который растекался вниз до самого локтя. Киирис задрала рукав сорочки, скрипнула зубами.

— Ты не можешь не знать, что вот это — прикосновение Костлявой, — сказала она. — Несколько дней назад этого не было.

— Три дня назад, — уточнил домин. — Даже за такое время многое может случиться.

Она безошибочно угадала, куда клонит Раслер, и успела трижды проклясть себя за то, что вместо побега, ввязалась в разговор, который не принесет ни одному из них ничего, кроме боли. И все же, бегать от Раслера там, где он знает каждый закоулок, казалось, по меньшей мере, глупостью.

— Мне очень жаль, домин, но мы больше не можем … делать вид, что я просто игрушка, которую ты кладешь к себе в постель, чтобы уснуть. Это слишком больно для нас обоих.

— Я никогда не считал тебя игрушкой, Кровь богов, — сказал Раслер. Он снова и снова натыкался взглядом на молчаливую Корту и хмурился все больше, как будто даже в безмолвии рабыни было что-то угрожающее его хрупкому внутреннему равновесию. — Я думал, мы оба нашли утешение друг в друге.

«Возможно, но больше оно мне не требуется, мой бедный сломанный Гений».

— Ты нужна мне, — твердо заявил он. — Нужна не когда-нибудь потом, когда император найдет новую девчонку, а уже сегодня, сейчас.

Слышать это было неприятно, но Раслер лишь озвучил то, что она сама боялась признать: возможно, вчерашняя ночь превознесла ее в глазах Дэйна, и Алуре придется подвинуться со своего пьедестала, но сколько это продлится? До завтрашнего вечера, когда у нэтрезов появится новая императрица? Или чуть дольше, пока она не понесет законного наследника?

— Но ведь тебе я тоже нужна не просто так? Все еще ищешь способ восстановить Осколок?

— Если память меня не подводит, я достаточно ясно дал понять, что нашел его, — напомнил Раслер. И все-таки высказался: — Не могу с тобой говорить, когда ищейка Дэйна слышит и доносит каждое наше слово.

Киирис оглянулась на Корту. Рабыня так и стояла, глубоко втянув голову в плечи, сутулая и безучастная. Доносчица Дэйна? Зачем бы ему понадобилась доносчица, когда после порки Сеа стала шелковой и кроткой, словно влюбленная новобрачная?

— Я знаю, о чем говорю, — словно прочитав мысли Киирис, продолжил Раслер. — Здесь повсюду глаза и уши Дэйна. Даже Рунн ходить на цыпочках.

— Если и так — нам нечего скрывать.

Раслер печально вздохнул, отчего его сиреневый взгляд превратился в настоящий омут печали — и в следующее мгновение мягко потянул Киирис на себя, одновременно ловко вычерчивая пальцем оголенной ладони невидимую фигуру за ее спиной. Мейритина попыталась отстраниться, но сразу поняла, что ее удерживает вовсе не его хватка, а теургия.

Что творит этот вздорный мальчишка?! Он знает, чего эта выходка может стоить им обоим, но не делает ничего, чтобы хоть попытаться защитить окружающих.

— Полагаю, тебе лучше закрыть глаза, Кровь богов, — просочился в ее замутненное сознание скрипучий голос Раслера. — И не открывай, пока я не разрешу.

Она и не думала возражать. Теургия такого порядка требовала исключительного обращения, безукоризненного мастерства и огранки, любое неповиновение могло обернуться катастрофой. А если к этому прибавить еще и ее собственную древнюю теургию, эта катастрофа запросто могла разрушить не только замок, но и значительную часть Мерода.

Сердце Раслера колотилось так громко и часто, что у Киирис заныло в груди. Как будто это ее собственное сердце готовилось взорваться от переполнявшей его неконтролируемой силы. Вскоре, этот безумный грохот оглушил ее, превратил мысли в бессмысленный набор образов и воспоминаний.

— Киирис, — позвал домин. На этот раз его голос был настоящим, бескровным и холодным. — Можешь открывать глаза.

Это оказалось не так просто. Киирис сморгнула молочную пленку, которая «съела» цвета окружающего мира, сделала образы мутными и расплывчатыми. Но чем больше реальности они обретали, тем сильнее Киирис снова хотелось зажмуриться.

Вокруг, куда хватало глаз, простиралась усыпанная трупами выжженная земля. Зловоние смерти просачивалось под кожу, отравляло изнутри. Кажется, кто-то еще был жив, потому что в уши то и дело просачивались отчаянные стоны о помощи: бедолаги продолжали верить, что им удастся вырвать жизнь из хватки Костлявой.

— Где мы? Куда ты меня привел, Раслер?

Тот постучал пальцем по своему виску

— В свою голову, Кровь богов. Точнее, в воспоминания, которые я там оберегаю.

Выходка вполне в его духе: затянуть беспомощную жертву туда, где им не сможет помешать ни один человек на свете.

— И что я должна здесь увидеть?

Вместо ответа Раслер задрал голову, и Киирис пришлось последовать его примеру.

О боги, эта кровоточащая рана в небесах… все, что осталось от Нерушимого аспекта?!

— Я был здесь, когда все случилось, — сказал Раслер, задумчиво почесывая подбородок. Наследник немного хмурился и с не меньшим, чем сама Киирис, интересом, рассматривал мир собственных воспоминаний. — Думал, что мне когда-нибудь удастся забыть, а когда понял, что не смогу, то решил сохранить все. Это моя кара за то, что не остановил его.

— Не остановил Дэйна? — осторожно спросила Киирис.

Небеса кровоточили, лили на землю кровавые слезы, которые, падая, превращались в облачка праха. Мейритина выставила ладонь, поймал пару капель — и едва не забыла от рухнувшего сонма боли. Отчаяние, крики, просьбы о милосердии сотен, тысяч погибших мейритов. Голоса ее крови, голоса тех, кто навеки ушел в Поток.