"Помимо этого в порядке данного Вами плана (500 тыс. нами изъято 488 тыс. рублей. Операцию по изъятию ценностей продолжаем".

Следствие продолжалось. Народу было взято и допрошено много, и у уральских чекистов появилась информация еще о двух подобных кладах. Но здесь версии были не столь однозначны и просты. По одной из них писец Кирпичников вынес с грязным бельем шпагу наследника, жемчужные ожерелья, надетые великими княжнами ему на шею, и еще какой-то пакет. Шпагу тот передал царскому духовнику — местному священнику Васильеву, которую тот то ли увез в тайгу, на далекую заимку (охотничий домик с печкой), то ли отдал колчаковцам. Остальное Кирпичников отдал одной из фрейлин, которая успела уехать за границу.

Появились и упоминания о некоей шкатулке, которую начальник царской охраны полковник Кобылицын переправил пароходовладельцу, поляку Печекосу.

По данным ОГПУ, основные распоряжения по выносу и захоронению ценностей давала сама императрица, а отбирал и упаковывал вещи гувернер наследника Жильяр. Но к 1933 г. француз успел уехать в Швейцарию, а Кобылицын и священник умерли. Живые же свидетели хоть не молчали, но никак не могли поспособствовать успешным поискам.

Чекисты старались изо всех сил. Они применяли все меры воздействия, доступные в ту пору: вели агентурную работу и внутрикамерную разработку подозреваемых, воздействовали на несознательных буржуев и морально, и физически. Принцип был один — ловить всех подряд. Стоило кому-нибудь упомянуть при допросе того или иного человека, как за ним тут же отправлялась конвойная команда. Со всех концов России: из Тюмени, Омска, Бийска, Москвы, Ленинграда… Везли не только участников дела, но даже их родственников и знакомых. С одной стороны, это вроде бы было оправдано, а с другой — приводило к еще большей путанице, поскольку каждый, стараясь уйти из-под удара "карающей руки революции", вольно или невольно подставлял других людей, зачастую даже не слышавших об исчезнувших ценностях.

Сын священника Васильева доносил на своих братьев, их жен и даже на мать: "Допускаю, что и моя мать была участницей… в Омске она сбывала в Торгсине (государственная скупка изделий из драгметаллов) золотые изделия".

Монашка Елшина писала:

"В 1923 г. псаломщица Паршукова ночью уносила из монастыря корзину… там были мешочки, чем-то наполненные. Она до 1932 г. жила в Тобольске".

Бывшая монашка могла знать многое, поскольку после смерти игуменьи заняла ее место в монастыре.

"Примерное 1927–1928 гг. на имя Паршуковой пришло письмо из Эстонии. Я письмо то вскрыла. В нем Волков (бывший камердинер) извещал ее… Я это письмо, через знакомую коммунистку, передала в ГПУ с условием, чтобы после прочтения вернулось ко мне… Я здесь имела цель завязать с Волковым связь… а ГПУ бы за этим следило".

Кирпичников, который по его словам, "при живности Николая Романова в Тобольске был в близких отношениях с ними, пилил с ними дрова во время прогулок", оказался мелким жуликом — в Екатеринбурге успел присвоить 15 мельхиоровых ложек, часть посуды с гербами и салфеток. Топил на допросах горничных, лакеев и фрейлин, среди которых чекисты при всем старании укрывателей шпаги и "ожерельев" не установили.

От семейства Васильевых проку тоже было немного, батюшка предусмотрел, что попадья болтлива, поэтому ввел в курс событий приблизительно. А вот сокровища, вверенные полковнику Кобылицы ну, были почти найдены, но и здесь случилась осечка. Здесь произошли поистине драматические события. Вот выписка из его дела.

"Гвардейский полковник Кобылицын, дворянин, фронтовик, был человек чести и долга. После февральской революции был назначен начальником гарнизона Царского Села… принимал активное участие в сокрытии интимностей в семье Романовых… прятании концов при обнаружении трупа Распутина… продолжал служить государю и императору верой и правдой, терпя грубости и нахальство охраны, он сделал для царской семьи все, что мог, и не его вина в там, что недальновидные монархисты не обратились к нему, единственному человеку; который имел возможность организовать освобождение царской семьи…"

В 1919 г. Кобылицыным предлагали уехать за границу. Он отказался и был расстрелян в 1927 г. В 1934 г. вместо полковника пришлось отвечать его жене. О чем она могла свидетельствовать через столько лет?

От нее добивались выдачи списка драгоценностей. Отпускали из следственного изолятора и вновь забирали, стараясь выгрести из нее хоть какие-то сведения, пригодные для продвижения поисков. Ведь от действительных держателей тайны уже трудно было что-то вытянуть. Константин Иванович Печкос лежал в больнице после попытки самоубийства, его жена покончила с собой более "успешно". Поляка откачали и, дав время очухаться, вновь повели на допрос. Тот не стал запираться и вскоре признался в том, что действи тельно получил от полковника пакет, шпагу и кинжалы. Сказал, что замуровал все в стене дома собственного брата на шестом этаже. Мол, там и царское, и братово имущество спрятано. Четыре дня следователи ломали стены дома на Надеждинской улице. Печкос же, присутствовавший при этом действе в качестве свидетеля, улучил момент и выпрыгнул в окно. Разбился, но остался жив. После всех мытарств его все же выпустили под подписку о невыезде. Следили за ним до конца 60-х гг. Ведь должен же был бывший предприниматель сделать попытку баснословно обогатиться! Не обогатился, не нарушил слова, так и унес тайну в могилу!

Всех прочих фигурантов по делу также освободили, но свободу передвижения ограничили. Само дело о поисках царских сокровищ сдали в архив, поскольку "представляет оперативную ценность", но "в настоящее время использовано быть не может". Фактически, кроме части ценностей, отобранных у Корнилова, ничего больше не было найдено.

Может быть, кто-то из тех, кто уехал в эмиграцию, и знает что-то о личных вещах царской семьи, но сообщать об этом не торопится.

Список изъятых у императора ценностей просмотрел директор Алмазного фонда Роскомдрагмета В.В. Никитин. Он, прежде всего, усомнился в квалификации оценщиков, назвав цены куда более высокие.

Реквизированные вещи и драгоценности свозились в Гохран. Там их сортировали по "счетам" — золото без драгоценностей, с драгоценностями, платина, серебро… Очень много золота переплавлялось, бриллианты отправили на нужды промышленности. Плюс голод, индустриализация, содержание братских компартий, Коминтерна, прочие темные государственные дела. 1933 г. — пик всей этой безудержной вакханалии. На Запад, на аукционы текла, в буквальном смысле слова, "золотая река". Предложение настолько превышало спрос, что даже низкие первоначально цены вскоре превращались просто в бросовые.

Но то, что реквизировали чекисты в Тобольске, было только малой толикой того, чем владела царская семья. Пусть часть ценностей так и не была ими найдена, зато они поживились тогда, когда расстреляли всех Романовых в доме Ипатьева в Екатеринбурге. Но впоследствии выяснилось, что весьма значительная часть ценностей, принадлежащих расстрелянному царю, исчезла неизвестно куда. И ценности те были немалыми. Порядка 1400 кг золота в монетах и слитках, а также ящичек с бриллиантами.