Вечер прошел на кухне за разговорами с хозяйкой. Та нахваливала Георгия, убеждая Катю поторопиться с ребенком:

– Ты сама не девчонка, и ему лет немало, – прозорливо заметила старушка. – Держится молодцом, ничего не скажешь, но мужчина немолодой. Не тяните с дитем, а то так и разбежитесь, раз вместе не живете. Уж больно много вы по ночам смеетесь да болтаете, вместо того, чтоб делом заниматься. Мало ли женщин одиноких в его городе. А он мужчина заметный, веселый, обходительный. Уведут и спасибо не скажут! Зря ты его одного в ресторан отпустила. Некоторые бабы специально по таким местам таскаются, пьяных дураков ищут. Почему с ним-то не пошла, не пойму? – недоумевала бабулька. – Вроде не ругались, не заметила.

Катя поведала ей историю сложных отношений с Михаилом, когда-то пытавшимся оказаться на месте Георгия.

– Поэтому он и не позвал меня, – закончила Екатерина свой рассказ. – Все никак не успокоится, все мстит мне. И мужу на меня наговаривает. А уж что он про меня жене своей плетет, можно только догадываться. Надоело! Завтра лечу в Москву! Георгию еще неизвестно, что я билеты достала. Вернется – обрадую.

– Уж не знаю, правильно ли надумала? – с сомнением покачала головой хозяйка. – Может, перетерпела бы? И без того редко видитесь.

– Нет, уеду! Ни за что не останусь! Не вижу необходимости терпеть хамские выходки этого наглеца! Да и дома я нужнее. А вы уж, пожалуйста, присмотрите за Гошей. Я завтра еды наготовлю, не сочтите за труд, разогрейте, когда с моря будет возвращаться. У него желудок больной, ему первое необходимо.

– Не сомневайся, все исполню. Покормлю молодца, послежу за ним, – подмигнула старушка. – А на следующий год прямо ко мне приезжайте, только сначала напишите. Я вас всегда пущу. Понравились вы мне оба. Прямо, как родные.

Когда появился Георгий, Катя уже лежала в постели – голова и впрямь разболелась не на шутку. Он принял душ и с энтузиазмом прыгнул под одеяло, даже не вспомнив о предложении сводить ее куда-нибудь сегодняшним вечером.

– Кэт, крошка, хочешь посмеяться? Сенсация на побережье! Нинок вырядилась в вечернее платье со шлейфом и глубочайшим в своей откровенности декольте! Плечи – вах-вах! Элен Безухова перевернулась во гробе! Грудь – за гранью возможного! «Лазурит» содрогнулся! Официанты застыли с подносами! Оркестранты перестали играть и поднялись в торжественном молчании. Певица поперхнулась и закашлялась, – тараторил он, сжав ее в прохладных объятьях.

– Подожди, – перебила его Катя, – у меня тоже смешная новость. Я завтра улетаю.

Георгий замолчал. Он отодвинулся от нее и, перевернувшись на спину, уставился в невидимый потолок. Беззвучная темнота наполнилась глухим боем.

– Уезжать-то все равно надо, – испуганная его реакцией, виновато прошептала она. – Осталось всего два дня, а с билетами сам знаешь как. Днем раньше, днем позже…

– Как же ты достала билеты? – холодно спросил он.

– Повезло.

– Тебе всегда везет. Сюда прилетела, как на метле, и обратно… везучая ты, Катя.

Она обняла его, прижавшись щекой к неровно вздымающейся груди.

– Гошенька, прости. Мне вообще не надо было прилетать. Я лишняя здесь, а дома меня ждут.

Георгий не отвечал, глядя в темноту. Она тоже замолчала, покрепче обняв его. Не отрывая взгляда от невидимого потолка, он тихо спросил:

– Ты любишь меня?

– А то ты не знаешь, – еще тише ответила она.

Он вдруг приподнялся и, как туча, навис над ней.

– Кать, я все понимаю. Но и ты должна понимать! Обязана! Мишка… не хотел говорить. Впервые ведь с ним такое. Он влюблялся, конечно, но никого еще до тебя не любил. Он же с ума сходил по тебе. Голову мужик потерял! А когда стареешь, тяжко все это. Я-то знаю… Но наступил песне на горло. Ради меня наступил! Он свой по большому счету, а своих не сдают, Катюша.

– А я-то чья? Я не своя? – сокрушенно прошептала она.

– Ты – другое! – страстно воскликнул он. – Ты – это я! Ты – часть меня, мое продолжение. Ты всегда должна быть на моей стороне! Без колебаний и рассуждений!

Они помирились жадно и горячо, все простив друг другу в эту последнюю ночь.

Утром Катя взяла с Георгия слово, что он доживет у хозяйки оплаченные дни и ежедневно будет есть куриный бульон. Она хотела попрощаться с морем и сразу уйти с пляжа, чтобы успеть собраться и приготовить еду. Георгий должен был появиться к трем. Катя планировала покормить его полноценным обедом и около четырех выйти из дома. Автобус отходил от вокзала в четверть пятого, а спуск с горы занимал не более пяти минут.

Она вдоволь наплавалась, а когда вернулась к компании, поняла, что об ее отъезде уже известно. Тарасович вертелся и дергался, многозначительно поглядывая на Катю. Нинок неподвижно возлегала рядом, словно заваленная на спину статуя колхозницы. На глазах ее чернели очки, грудь вздымалась тяжело и ритмично. Молчаливый Сережа, примостившийся у материнских ног, складывал камешки в желтое пластмассовое ведерко. Катя присела на топчан, а статуя неспешно воздвиглась и, взяв мальчика за руку, торжественно двинулась к морю.

– Ну, Катенька, слышал, уезжаешь? – заторопился Тарасович с расспросами, как только Нина отошла на расстояние, исключающее слышимость. – Что ж так мало побыла? У тебя ведь есть еще пара дней в запасе?

– Дни есть, но с билетами сложно. Взяла, какие достались.

– Жаль-жаль, рано собралась. Два года не виделись, не успел я на тебя налюбоваться. А ты еще похорошела, даже помолодела. Кто ж тебя так вдохновляет?

– Жизнь вдохновляет, Миша. И у тебя, как вижу, все в порядке. Ты тоже неплохо выглядишь.

– Может, останешься? Море теплое, погода прекрасная, а дома всех дел не переделаешь. Слышал, родители твои приболели? На кого ж ты их оставила?

– Нашлись добрые люди. Не ожидала, что родители мои тебя волнуют.

– И родители волнуют, и ты, Катюша. И всегда волновала.

– А Нинок в курсе твоих волнений? – Катя насмешливо взглянула на Тарасовича. – Ты делишься с ней подобными переживаниями?

Георгий беспокойно следил за пикировкой.

– Я похож на дурака? – осклабился Михаил. – Зачем Нине знать о наших с тобой старых делах?

– А у нас были с тобой какие-то дела? Что-то не припоминаю.

– А то не было? Так-таки ничего и не помнишь? – напирал Тарасович. – Ну да, память-то девичья коротковата.

– Не понимаю, о чем ты? – пожала плечами Катя. – Я тебе что-то должна и не отдаю?

– А разве нет? Хоть бы извинилась за старое. Завлекла, обнадежила, пообещала, а потом кинула.

– Не выдумывай! Никогда я тебя не завлекала и ничего не обещала! – возмутилась Катя.

– Ну, как же не обещала-то? – не отставал старший брат. – Неужто, забыла?