Но теперь ее собственное тело – такое сильное, такое знакомое, такое тренированное – впервые в жизни вышло из-под контроля. Марии было тоскливо и страшно. А еще ей казалось, что в комнате кто-то есть, хотя она была абсолютно уверена, что находится в доме одна. Мария жила в крошечном северном городке, все жители которого знали друг друга по именам, где никогда не было чужаков, а полицейские целыми днями играли в шахматы, так как о преступности здесь знали только понаслышке.

Никто посторонний, кроме разве что соседского кота, не мог проникнуть в ее дом.

Мария с трудом встала. Может быть, грипп?

Ей снилось что-то странное, но она никак не могла ухватить и вытянуть из бессознательного морока ни одного образа, только общее состояние обреченности, духоты и тоски. Кажется, ей снились антиквар, похожий на старую птицу, и какие-то далекие пляжи, что было особенно удивительным, потому что Мария, бледная северная роза, терпеть не могла яркое солнце и вообще редко уезжала из родного города дальше чем на триста километров. И Патрик. Во сне совершенно точно был Патрик. Пока еще муж. Человек, которому однажды она пообещала хранить верность в богатстве и бедности, и ведь пыталась, честно пыталась, до тех пор, пока не услышала оскорбительное: «Мне надо подумать», – вскользь брошенное ей в лицо. Это «надо подумать» было гораздо хуже, чем: «Давай расстанемся, у меня роман с продавщицей мороженого, которая моложе и веселее, чем ты». На гипотетическую продавщицу мороженого она отреагировала бы с нордическим хладнокровием, которым всегда гордилась. Марию с самого детства было трудно выбить из седла – точнее, она умела талантливо создавать о себе такое впечатление.

Она залпом выпила пол-литровую бутылку минералки, босиком прошлепала к окну, которое занимало почти всю стену, и уставилась в белую даль, в ту точку, где мутная линия горизонта сплавила низкое зимнее небо и укрытую толщей снега землю.

Зачем-то набрала номер Патрика, тот ответил сразу, как будто ждал ее звонка.

– Это ты… Мне такой странный сон приснился. Я даже хотел тебе позвонить. Можно я привезу тебе кофе? В смысле, приеду минут на пятнадцать. Надо поговорить.

Мария молчала.

– Ты здесь? – Патрик подул в телефонную трубку. – Ты меня слышишь? Эй! А ты зачем звонила-то?

– Я просто хотела сказать, что ты идиот, – хрипло сообщила Мария.

Если бы она в тот момент могла видеть свое лицо, то с удивлением заметила бы, что улыбается.

* * *

Кто-то так сильно и звонко ударил Романа по щеке, что он от неожиданности подпрыгнул, но потом снова рухнул на палубу, больно ударившись затылком.

– Просыпайтесь! Мы даже не знаем, как вызвать врача! Откройте глаза!

Роман с трудом сфокусировал взгляд. Над ним склонились две встревоженные молодые женщины, имен которых он не мог вспомнить, даже когда сознание окончательно к нему вернулось. Наверное, несколько дней назад сам же их и нанял в эскорт-агентстве. Девушки должны были скрасить его холостяцкие каникулы, но в итоге только раздражали своей плоской светскостью и натужными попытками затянуть его в бессмысленный разговор. Обе оказались настолько чуждыми, что с ними не хотелось даже телесной близости, при всей их бесспорной красоте. К тому же девицы целыми днями ссорились друг с другом, грызлись, как две паучихи, накрытые стаканом.

– Наконец-то! – обрадовалась та, что помоложе.

– Что это было? – Роман даже не сразу узнал собственный голос, так слабо и хрипло он звучал.

– Ничего… Вы говорили про какой-то остров, а потом вдруг упали. Мы лили воду вам на лицо, но вы не реагировали. Катерина пыталась сделать вам массаж сердца. Но потом решила, что у вас, наверное, нет сердца, – неловко пошутила девица.

– Ясно… – Роман с трудом поднялся и, покачиваясь, подошел к бортику.

Его немного мутило.

* * *

Телефонная трель ворвалась в нервный сон Ларисы. Она засыпала пьяной, накануне вечером ее пригласил на ужин один из тех мужчин, чей статус не позволял сказать ему «нет». Лариса даже не смогла вспомнить, откуда они знакомы, впрочем, женщины ее круга часто «сливали» друг другу кавалеров. Человеку со стороны это могло показаться нелогичным – всё-таки конкуренция, жестокий мир утекающего сквозь холеные пальцы времени. Но такая взаимовыручка создавала общий контекст – специфическую социальную сеть, которая давала каждому, кто в ней оказался, шанс на приятную случайную встречу.

Мужчине Лариса не понравилась, он был разочарован и даже не пытался этого скрыть. Они чинно сидели в полупустом ресторане, в котором бутылка вина стоила больше, чем самые дорогие ее туфли. Мужчина заказал для нее спаржу на гриле и крабовый крем – Лариса ненавидела и то и другое, но послушно глотала. Разговор не клеился. Мужчина заказал коньяк, потом виски, потом еще кальвадос, Ларисе же предлагал только минеральную воду, поскольку еще в самом начале вечера сообщил, что больше всего ненавидит московский климат и пьяных баб. Лариса пыталась нащупать какие-то общие темы – она была искушенной собеседницей, городской Шахерезадой редчайшего сорта, но каждая ее реплика повисала в воздухе, как нож гильотины. Надо было уходить, но она зачем-то продолжала давиться спаржей и источать доброжелательность. Наконец мужчина не выдержал и прямо при Ларисе вызвал двух моделей – совершенно одинаковых, как однояйцевые близнецы, блондинок, совокупный возраст которых вряд ли был больше Ларисиного. Их трогательно вздернутые носы явно лепил один и тот же хирург, у обеих были широченные татуированные брови, трехкаратники на шее и космическая пустота в глазах. Одна из блондинок положила голову на плечо мужчине, вторая погладила его обтянутое дорогими брюками колено.

Когда мужчина и блондинки наконец отчалили, даже толком с ней не попрощавшись, привычная к депрессивной рефлексии Лариса поймала себя на двойственности чувств: с одной стороны, ей стало легко и свободно и она смогла наконец отодвинуть тарелку с недоеденной опостылевшей спаржей, с другой – расслабиться мешала нарастающая тревога по поводу, а уж не вышла ли она в тираж. У Ларисы за душой не было ничего, кроме умения нравиться, и она отдавала себе отчет в том, что миром правит цикличность, и всё однажды бывает в последний раз, в том числе и такие спонтанные свидания, похожие на посещение казино. Одна такая встреча теоретически могла изменить всю ее жизнь, но не меняла, давно уже не меняла.

Лариса зачем-то заказала виски, потом еще и еще.

Она с трудом могла вспомнить, как вернулась домой. Кажется, хостес вызвала для нее такси и на прощание посмела так сочувственно и мерзко улыбнуться, что Лариса поняла: лучше в этот ресторан ей вообще больше не соваться, развернут на пороге.

Всю ночь она провела в полузабытьи, вроде бы и спала, но сон был каким-то поверхностным, исполненным жутковатых образов и странных декораций.

И вот телефонный звонок. В такую рань – в полдень!

Звонила мама. В последний раз Лариса видела маму почти полтора года назад. Каждый месяц она переводила на родительский счет фиксированную сумму, но от общения уклонялась. Мама не одобряла ее образ жизни, Лариса воспринимала это как лицемерие, ведь вся семья жила именно на ее деньги. Грязные деньги, как они говорили.