– Ну… почти, – ёжился от сомнений Труммер. – Но я вот что подумал: справлюсь ли я? Не легче ли будет самому великому существу, самому умному и самому талантливому во всех вселенных, лично оказаться в среде чужаков? Ведь для тщательной разведки мне потребуются недели, а для него одной минутки хватит, чтобы осмотреться, всё услышать – и победить!

Опекун тяжко вздохнул, но сердиться не стал:

– Слушай… Буммер-зуммер! А хочешь, я с первого раза отгадаю, кого ты предлагаешь на своё место? Но! Если отгадаю – оторву тебе голову. Идёт?

– А если не отгадаешь? – последовал встречный, полный азарта вопрос.

– Вот же скотина! Неужели ты осмелишься назвать кого-нибудь кроме меня самым, самым, самым?

– Да что ты?! Как можно?! – искренне возмущался Поль. – Я вообще не имел в виду божественные сущности. Не мне, простому смертному, им льстить или давать оценки их необъятного величия. Разговор шёл только о простых смертных.

– А-а, вот оно как… У тебя в предках случайно угрей не было? Скользких, вёртких и ушлых?

– Не могу знать. До шести лет ничего не помню. Потому что в те годы…

– Заткнись! Слышал я уже твою жалостливую историю, до сих пор слёзы наворачиваются. Но сейчас говори, кого можно взять на твоё место?

– Айзель Франчук! – последовало отчаянное объявление. И тут же пошли пояснения: – Он всё подмечает, его нельзя обмануть, стойкий, лояльный, сообразительный. Ну и самое главное – это опыт! Наверняка он самый именитый долгожитель в нашем секторе. Не удивлюсь, если он и триста лет прожил. Самая лучшая кандидатура. И пусть мне отрывают голову, если я не прав.

На каждое прозвучавшее предложение Бенджамин кивал, а на последнее ещё и ткнул в сторону Поля указательным пальцем. Словами тоже подтвердил:

– Никто из смертных не живёт дольше ста восьмидесяти, максимум двухсот лет. Но в данном случае, как это ни парадоксально, ты угадал. Поэтому только за раскрытие этой великой тайны тебе надо оторвать всё-таки голову. Потому что в ином случае тебя Айзель Франчук пристрелит собственноручно. А знаешь, как он метко стреляет?

– Наслышан, – погрустнел Поль. – Но знал бы, что взятое от фонаря число окажется верным, я бы ещё лет сто прибавил…

– Ладно, может, и пронесёт тебя мимо гнева моего управляющего. Я-то не проговорюсь, ты, главное, сам не болтай. И опять-таки! Насчёт предложенной тобой кандидатуры. Вот признайся, тебе не стыдно старика подставлять? Совсем уважение к дряхлым людям потерял?

– Не стыдно! Ты сам говорил, что данное действо – это безопасное развлечение и забава. Так пусть старик развеется, опытом своим нам всем поможет, награду соответствующую получит. Но самое важное: справится с заданием быстро, качественно, играючи. Что и требуется доказать!

Потирая висок, дэм пустился в размышления вслух:

– Что-то я в последнее время стал крайне бесхарактерным и до тошноты мягкотелым. Чувствую, скоро меня смертные выселят из Имения и сами станут управлять сектором… А? Зуммер! Хочешь управлять сектором?

Пришлось и дальше опасно эквилибрировать словами. И таким тоном, словно тоже рассуждает вслух:

– Жаль, что здесь нет никакого Зуммера! Я бы его сам порвал на части, видя недовольство дэма Прогрессора!

С минуту Надариэль рассматривал честное и открытое лицо человека, потом махнул с досадой рукой:

– Утомил ты меня… Но объяснения дам: старик управляющий не подходит по причине старости. Его сознание не настолько гибкое, быстро приспосабливающееся и воспринимающее новое. Вряд ли он справится с заданием. Поэтому я решил отправить тебя! – выделенные слова намекали, что дальше спорить и паясничать не стоит. – Снимай сбрую, ложись сюда и расслабляйся!

С этими словами он открыл прозрачную крышку четвёртой, пустующей установки. Пришлось Полю покорно укладываться внутрь, радуясь хотя бы тому, что не пришлось раздеваться догола. Зато для удобства пришлось снимать с себя артефакты с оружием. Но и это уже никак не влияло на общее похоронное настроение:

«Если умру, то в любом случае труп освободят от всего лишнего…»

Затем внутрь устройства пошёл усыпляющий газ, и ничего кроме нарастающей паники не осталось. Потом вроде как микроскопическая пауза, и сознание вновь заработало. Глаза открылись, фиксируя совершенно не изменившуюся обстановку:

«Что-то не получилось!.. Почему?.. Будут ли последствия?.. Вдруг меня парализовало? – Начал тут же двигать пальцами рук и ног и вздохнул с облегчением: – Уф! Всё нормально!.. Слушаются… Но почему не выпускают?..»

Крышка, в самом деле, стала открываться, да и заинтересованное лицо дэма показалось:

– Ага! Шевелишься?.. И со слухом всё в порядке?..

Поль ещё не мог никак прокашляться от странного комка в горле, поэтому просто кивнул. Хотя при этом не смог понять, что у него с глазами и почему нечто странное мешает на лице.

– Тогда вылезай! – последовала команда. А за ней ехидное обращение: – Мерзкий жабокряк!

Только после этого, сфокусировав странно развёрнутое зрение, Труммер с ужасом обнаружил у себя на лице торчащий вперёд, широкий, мощный клюв. Вначале сознание сковал совсем нелогичный ужас, и только потом до него стало доходить:

«Неужели у этого садиста получилось?.. И я теперь в теле одного из пойманных мною же уродов?!.. Мамочка! Где ты?!..»

Выбирался наружу долго, потому что конечности слушались очень плохо. Совсем иной баланс, иное чувство равновесия, да и всё чужое, непривычное. И ещё потому, что экспериментатор даже не думал помочь своей жертве. Хотя мог бы легко это сделать, применив левитацию. Но он только смотрел взглядом вивисектора и подмечал каждую мелочь. Снующим вокруг учёным тоже не позволил облегчить моменты освоения в чужом теле. Ну и приговаривал еле слышно:

– Отлично. Всё получилось… А эти бараны ещё сомневались… И дура эта не соглашалась… Ха! Хорошо, что нашёл ей хорошую забаву…

Губы его почти не шевелились, из чего стало понятно: слух у жабокряков – изумительный. А второе: Ревельдайна не в курсе самоуправства своего божественного собрата. Ну и третье: не все учёные верили в безопасный, полноценный перенос сознания. А он прошёл удачно.

«Главное, чтобы обратно получилось!» – проверял логику своих рассуждений а’перв, подходя к четвёртому устройству.

Впервые в жизни ему довелось рассматривать себя со стороны, собственными, образно говоря, глазами. Его тело лежало в спокойной позе, и даже на лице просматривалась лёгкая, вполне умиротворённая улыбка. По этому поводу замелькали какие-то дельные мысли, но их ход прервали слова, сказанные над самым ухом:

– Ну что, прожорливый жабокряк! Хочется пожевать человечинки?.. Да ты не стесняйся, только скажи! Вмиг этого шалопая достанем и на эскалопы порежем.

Учитывая обострённый слух, всё сказанное прозвучало как гром с ясного неба. Бедное создание, руководимое человеческим сознанием, и присело, и отпрянуло одновременно. Короче: шлёпнулось на пол в позу краба.