– Бостон больше не финансовая столица Соединенных Штатов, – начал он. – Его место занял Нью-Йорк. И я считаю, что мы должны перевести свой филиал именно туда. Но тут имеется одно обстоятельство. Большинство дел в последние шесть лет я вел в сотрудничестве с нью-йоркским домом «Мадлер и Белл». Можно сказать, что мистер Сидни Мадлер взял меня под свое покровительство, пока я еще был неопытным новичком. Если мы переедем в Нью-Йорк, то нам придется конкурировать с ними.

– В конкуренции нет ничего плохого при соблюдении должных условий, – вмешался майор Харстхорн.

Он редко вставлял свое слово в общую беседу, но иногда, чтобы не совсем уж молчать, с глубокомысленным видом делал самое банальное высказывание.

– Возможно. Но у меня есть мысль получше. Почему бы нам для осуществления наших американских операций не объединиться с «Мадлером и Беллом»?

– Объединиться? – переспросил Хартсхорн. – Что вы имеете в виду?

– Создать совместное предприятие. Назовем его «Мадлер, Белл и Пиластеры». Одно его отделение будет в Нью-Йорке, а другое в Бостоне.

– И как же оно будет работать?

– Новая фирма будет осуществлять финансирование всех сделок по импорту и экспорту, которые сейчас проходят по разным фирмам, а прибыль мы поделим. Пиластеры получат возможность участвовать в сделках по новым облигациям и акциям, проводимых через «Мадлера и Белла». Я бы мог заниматься этими операциями из Лондона.

– Мне это не нравится, – сказал Джозеф. – Это просто передача нашего бизнеса в чужие руки.

– Но вы еще не слышали самого главного, – настаивал Хью. – Все европейские дела Мадлера и Белла, в настоящее время распределенные между несколькими лондонскими агентами, будут переданы под управление Пиластеров.

Джозеф хмыкнул от удивления.

– Это же примерно…

– Более пятидесяти тысяч фунтов в год комиссионных.

– О господи! – воскликнул Хартсхорн.

Все были поражены. Никто из них до сих пор не основывал совместных предприятий, и они не ожидали такого смелого предложения от того, кто даже не был партнером. Но они просто не могли устоять перед перспективой получать пятьдесят тысяч фунтов в год.

– Ты, насколько я понимаю, уже обсудил с ними эту идею, – сказал Сэмюэл.

– Да, Мадлер с воодушевлением принял ее, да и его партнеру, Джону Джеймсу Беллу, она тоже нравится.

– И вы, значит, будете управлять всем этим из Лондона, – сказал Молодой Уильям.

Хью подумал, что Уильям рассматривает его как соперника, который в трех тысячах миль от него будет менее опасным.

– Почему бы и нет? – сказал он. – В конце концов, именно в Лондоне и делаются все деньги.

– И каков же будет ваш статус?

Это был вопрос, ответить на который Хью предпочел бы позднее. Ему показалось, что Уильям задал его специально, чтобы смутить его. Теперь ему волей-неволей придется самому развивать свою мысль.

– Мне кажется, мистер Мадлер и мистер Белл ожидали бы иметь дело с партнером…

– Ты слишком молод для партнера, – тут же возразил Джозеф.

– Мне двадцать шесть лет, дядя Джозеф, – сказал Хью. – Вы, например, стали партнером в двадцать девять.

– Три года – большой срок.

– А пятьдесят тысяч фунтов – большая сумма.

И снова Хью показалось, что он слишком настойчив, поэтому он поспешил остановиться. Он понимал, что если и дальше будет говорить с ними в таком тоне, то они откажутся хотя бы просто из консерватизма.

– Впрочем, нужно еще многое взвесить. Пожалуй, вы захотите обсудить этот вопрос позднее. А сейчас, если позволите, я мог бы откланяться.

– Выйдет из этой затеи какой-нибудь толк или нет, но тебя можно поздравить с хорошим деловым предложением, Хью, – сказал Сэмюэл. – Я уверен, мы все с ним согласимся.

Он вопрошающе посмотрел на парнеров, и все они кивнули в знак согласия. Дядя Джозеф пробормотал:

– Вполне вероятно, вполне вероятно.

Хью не знал, огорчаться ли, оттого что они еще не согласились на его план, или радоваться тому, что они не отказались сразу. Ему вдруг стало неприятно, воодушевление угасло. Но ничего поделать было нельзя.

– Благодарю вас, – сказал он и вышел.

В четыре часа того же дня он стоял перед огромным, пышным домом Августы на Кенсингтон-Гор.

За шесть лет лондонский смог закоптил красные кирпичи и покрыл серой пленкой белый камень, но на поднимающемся уступами фронтоне до сих пор красовались статуи птиц и зверей, а над ними под полными парусами возвышался корабль. «А еще говорят, что американцы любят напускную роскошь!» – подумал Хью.

Из писем матери он знал, что Августа с Джозефом, увеличив свое состояние, приобрели еще два дома – замок в Шотландии и сельское поместье в Бекингемшире. Теперь Августа хотела продать свой дом в Кенсингтоне и купить особняк в Мэйфере, но Джозеф воспротивился, потому что ему здесь нравилось.

Когда Хью уезжал в Америку, ему казалось, что с этим домом его ничего не связывает, но сейчас на него нахлынули воспоминания. Он вспомнил, как сердился на строгий надзор Августы, как встречался с Флоренс Столуорти, как ударил по носу Эдуарда и как они лежали на кровати с Мэйзи Робинсон. Больнее всего было вспоминать о Мэйзи. Но не от позора и унижения, а от того, что он так и не сумел выкинуть из головы самые яркие впечатления своей жизни. С той ночи он больше не видел Мэйзи и даже ничего не слышал о ней, но мысли о ней преследовали Хью каждый день.

Его родственники знали об этом эпизоде со слов Августы: получалось, что беспутный сын Тобиаса Пиластера привел в дом гулящую девку, а когда его застукали, набросился с кулаками на ни в чем не виноватого Эдварда. Ну ладно, пусть так думают. Могут думать, что хотят, но они обязаны принять его как Пиластера и как банкира, а позже, при удаче, и как партнера.

Интересно, насколько за эти шесть лет изменилось семейство? Мать каждый месяц посылала ему письма с изложением последних событий. Кузена Клементина была помолвлена и ожидала свадьбы; Эдвард же так и не нашел себе пару, несмотря на все усилия Августы. У Молодого Уильяма и Беатрис родилась девочка. Но это были общеизвестные сведения. Мать ничего не писала о более сокровенном. Живет ли до сих пор дядя Сэмюэл со своим «секретарем»? По-прежнему ли Августа отличается суровым нравом или же она смягчилась? Перестал ли Эдвард увлекаться алкоголем и остепенился ли? И женился ли Мики Миранда на одной из тех девушек, что вечно влюблялись в него и ходили за ним толпами?

Сейчас он всех их увидит. Хью пересек улицу и постучался в дверь.

Дверь открыл Хастед, угодливый дворецкий Августы. Он, похоже, нисколько не изменился: глаза его по-прежнему смотрели в разные стороны.

– Добрый день, мистер Хью! – произнес он с валлийским акцентом.