Соединяя таким образом (потенциально) женские и мужские символы, Баба Яга с психоаналитической точки зрения представляет собой так называемую фаллическую мать. Некоторые интерпретаторы (такие, как Г. Рхейм) видят в избушке Бабы Яги образ гетеросексуального коитуса. Образ Бабы Яги, которая расставив ноги лежит в своей избушке, подвесив груди на палку и уперев нос в потолок, это в сущности (с точки зрения ребенка) акт конфронтации ребенка с коитусом его родителей. Похожим образом можно толковать и другие детали: тогда и людоедство Бабы Яги могло бы считаться проекцией детского агрессивного голода. Голодный ребенок хочет съесть свою мать. В инверсии мать, безусловно, людоедка, которая хочет съесть собственного ребенка.

Объяснение маскулинной природы Бабы Яги В. Пропп находит в травестизме племенных ритуалов на переходном этапе от матриархата к патриархату. Роль матери племени играет мужчина, одетый в женскую одежду, т. е. мужчина, у которого есть и фаллос, и женская грудь. А. Джонс в книге о Бабе Яге приводит интересный факт. Одна из народных сказительниц описывает, как герой бьет Бабу Ягу волшебным прутом и она превращается в женщину («она в женщину оборотилась»). Если Баба Яга обладает способностью превращаться в самые разные вещи, быть посредником между мирами, нечеловеческим (фантастическим, лесным, подземным или бессознательным) и человеческим, то ее андрогинная природа (или роль посредника между полами) вполне понятна[90].

Примечание

В прозе вашего автора герои главным образом женщины. Женские образы при этом изменяют и заменяют между собой свои роли, или, точнее, одна превращается в другую, следующая накладывается на третью или совпадает с ней. Дочь в первой части диптиха берет на себя роль матери, она не только ухаживает за ней и обслуживает ее, но на некоторое время превращается в ее суррогат, бедел. У Куклы нет детей. В границах психоаналитической сети значений Кукла могла бы быть и мужчиной, как, впрочем, и все остальные героини. У Бебы есть сын гомосексуалист, но он в годы зрелости перерастает свою мать, берет на себя ее роль, с которой она, судя по всему, была не в состоянии справиться, и оставляет ей свою приемную дочку. Говоря короче, прозаический диптих вашего автора мог бы стать интересным полем для считывания социально-половых (гендерных) значений.

«Воротился стрелец из конюшни, а работники его схватили да сразу в котел: он встрепенулся, выскочил из котла и превратился в такого красавца, что ни в сказке сказать, ни пером описать» («Жар-птица и царевна Василиса»).

Во всех космогонических мифах, в частности и в славянских, вода имеет значение начального хаоса, начального принципа и рождения мира. В соответствии с верованиями славян, вода течет по жилам земли, как кровь в человеческом теле. С водой связаны многие славянские верования, обряды, ритуалы, демоны (водяной, водяниха, водник, водяник, водовик, русалки) и святые (дохристианская богиня Мокошь и ее христианские наследницы, святая Параскева, или, иначе, святая Пятница). Вода — это амбивалентное начало, она приносит не только зло («Где вода, там и беда!»), но и очищение и обновление.

Баня (парная купель, сауна) совершенно особый локус в фольклорном мышлении славян (особенно это характерно для русских). Баня — место грязное в принципе, но это и место, где происходит пурификация: в бане парятся и паром изгоняют болезни, сглаз, мысли злых людей и пр. В бане живет дух Банник (байник, баенник, банюшко, лазник). Он невидим или же является в виде голого, грязного, длинноволосого старика, тело которого покрыто грязью и листьями. В бане обитают и женские духи: обдериха — страшная косматая старуха, она ходит голой или в виде кошки, а живет под деревянной лавкой. Шишига — женский демон, который в обличье знакомой или родственницы заманивает свою жертву в баню и душит ее паром.

В бане совершались некоторые обряды, связанные со свадьбой, родами или похоронами. Предсвадебные ритуалы (проводимые исключительно с невестой) очень похожи на похоронные, потому что, покидая родной дом, невеста для своей семьи ритуально умирает.

Почувствовав, что гость-путник оказался рядом с ней, Баба Яга злобно и громогласно угрожает его съесть. Герой, как мы уже говорили, укрощает Бабу Ягу развязностью и даже дерзостью, он требует, чтобы она сначала истопила ему баньку и приготовила что-нибудь поесть, а уже потом он расскажет ей, куда идет и что ищет.

И. Давидов утверждает, что баня в хозяйстве Бабы Яги — это аналог погребального ритуала, связанного с локусом бани[91]. Баня — это место трансформации, ритуальното умерщвления. Главный герой готовится отправиться в мир мертвых, а ритуал парения в бане и приема пищи — это необходимая подготовка к такому пути. Полуслепая Баба Яга узнает героя по запаху, он пахнет «живым человеком» («Русским духом пахнет, русской косточкой») и, как живой человек, он не сможет существовать в мире мертвых. Сама Баба Яга живет на границе между двумя мирами, миром живых и миром мертвых. Она таможенник, а ее избушка — таможенный пункт. Вследствие этого Баба Яга «билингвальна», т. е. она говорит и на языке мира живых, и на языке мира мертвых. Поэтому одна только Баба Яга и может дать герою символическую «визу» для прохода в мир мертвых. Ритуал паренья имеет своей целью героя умертвить (чтобы в мире мертвых его не опознали по запаху) и реадаптировать (чтобы в царстве мертвых он мог видеть и говорить). В. Пропп утверждает, что ритуальная пища способна развязать язык покойнику. Кроме того, для похода в царство мертвых главный герой сказки должен обучиться еще нескольким трюкам: не спать, не смеяться, говорить, как мертвец, и видеть, как мертвец. «На дорожку» в царство мертвых Баба Яга даст ему коня и клубок, который приведет в то место, которое он ищет. Сама же Баба Яга свое место (караульного) покидает редко.

Возвращение героя в мир живых сопровождается новым ритуалом, в котором ключевую роль снова играет вода: мертвая и живая. Мертвая вода исцеляет раны, с ее помощью срастаются с телом отрубленные или отрезанные части, а живая вода возвращает в тело душу.