— В каком смысле?

— А я научила братцев пользоваться спичками!

В общем, вкратце обрисовав ей ситуацию, мы договорились, что встретимся без пяти восемь на вокзале. Она захватит диктофон, фотоаппарат, бинты и зелёнку. А я наручники, резиновую дубинку и табельный пистолет. Мало ли что может случиться…

Когда, четыре часа спустя, я шёл в сторону вокзала, праздничное веселье в городе уже начало стихать. Это на другие праздники к вечеру всё только усиливается. Горожане заканчивают работу, забирают детей из школ и садиков и веселятся до утра. Но не в Хмеллоуин, единственный праздник в году, когда дети и взрослые пьют начиная с раннего утра и естественно, что к пяти-шести вечера на ногах остаются только самые стойкие. То есть к восьми на улицах не было уже ни одного ребёнка, при мне пожилая качающаяся чертовка тупо везла на санках по голому асфальту совершенно никакого «ангелочка» с чугунной серьгой в ухе.

Ещё пара нетрезвых горгулий, даже не рискующих взлететь, плелась домой пешком, заботливо поддерживая друг друга, но уже наматывала третий круг по квадратной площади. Шестерых домовых я насчитал спящих под фонарями. Будить даже не пытался. Во-первых, парни так сладко спали, а во-вторых, общеизвестно, что пьяного домового не берёт ни одна зараза — ни холодные булыжники, ни сквозняк, ни пробегающие мимо микробы. Завтра сами встанут свежими как огурчики.

На вокзале дул пронизывающий ветер. Докричаться до кого-либо из служащих было невозможно, на дверях начальника станции висел тяжёлый старинный замок и порыжевшая от времени табличка «Приходите завтра». Интересно, сколько дней они вообще её не снимали? Я поднял воротник тёплого плаща, сунул руки в карманы и, выбрав самый тёмный угол, просто стал ждать. Первой появилась Эльвира. Она была в красной дутой куртке и джинсах. Мы едва успели чмокнуться, дыхнув друг на друга перегаром, как за её спиной возник Бормуцкий. Судя по его красному лицу, он был в ярости.

— Что такое? Как вы посмели, милостивый государь? Что это за мадам?

— Мадемуазель, — строго поправил я.

— Кто она такая? Почему она здесь? И где вы ходите? Я вас уже полчаса жду на той стороне вокзала. А вас всё нет и нет!

Я посмотрел на часы. Девятнадцать пятьдесят две. Но прежде, чем я открыл рот для гневной отповеди, Эльвира оттолкнула меня в сторону:

— Позвольте представиться, господин Бормуцкий. Я ваша преданная фанатка и по совместительству член-корреспондент местной газеты «Городской сплетник». Я уже четыре года восхищаюсь вашими трудами. Вы гений! Ваша книга «С граблями за Граалем» перевернула моё мировоззрение! А ваш автобиографический роман с элементами нестандартных откровений «Шалун, шалун», несмотря на нераспроданный тираж, всколыхнул все интеллигентские круги.

— Э-эй, неужели? — заметно вздёрнул нос доктор Готфри. — Как ваше имя, милостивая государыня?

— Эльвира Фурье. Для вас просто Эл. Позвольте мне сопровождать вас вместе с этим неотёсанным офицером. Обещаю, что сделаю великолепную статью о вашем гениальном открытии.

— Вообще-то великолепные статьи делаю я сам, — попытался задуматься доктор, но Эльвира уже вцепилась в него бульдожьей хваткой.

Ещё пять минут уговоров, и, разумеется, наш учёный гость сдался.

Мы прошли сквозь пустое здание вокзала, по навесному мостику пересекли железнодорожные пути и уселись в неновый, явно арендованный джип. Доктор прыгнул за руль.

— Как ты его уломала? — прошептал я на ухо Эльвире, когда мы сели на заднее сиденье машины.

— Ни один мужчина не выдержит настырного любования самим собой, и чем откровеннее лесть, тем лучше, — так же шёпотом ответила она.

Мы быстро проехали пригородные поселки, и дорога пошла в гору.

— Кажется, мы едем в сторону заброшенных штолен, — сказала Эльвира, подкрашивая губы заглядывая в зеркало заднего вида через плечо водителя.

— Там, где мы были с почтальоном?

— Это другая шахта, к северу от города. А мы движемся в южном направлении.

— Всё верно, и именно там мы должны найти его, — не оборачиваясь, влез в наш разговор учёный Бормуцкий.

— Кого «его»? — невольно нахмурился я. — Кажется, вы собирались совершить какое-то научное открытие. Я думал…

— Милостивый государь, вы со мной не для того, чтобы думать, а исключительно для исполнения моих распоряжений.

Я чуть не задохнулся от ярости, но Эльвира вонзила мне в ладонь свои наманикюренные ноготки.

— Доктор, я готова записывать каждое ваше слово. Не могли бы вы вкратце осветить нашей газете цель сегодняшней экспедиции?

— Ну почему бы и нет? — мгновенно купился этот двуличный негодяй. — Я нахожусь на пороге величайшего открытия современности, которое перевернёт всё вокруг. Падут государства, изменятся экономические сферы влияния, произойдёт пертурбация правительств. Заново расчертятся границы городов, округов и штатов. Мир больше не будет таким, каким вы его знаете. Волею судьбы вам суждено стать свидетелями этого события. Но предупреждаю: под руку не лезть и с глупыми вопросами не приставать. Особенно это касается вас, милостивый государь.

— Разумеется, месье, — кивнул я, мысленно давая себе клятву по окончании данной аферы просто придушить этого наглого типа, и, взглянув на Эльвиру, понял, что она меня не выдаст.

Дорога вела нас мимо старых, покосившихся заборов заброшенных штолен. Многие ограждения казались чисто символическими, грозя рухнуть от одного рокота мотора нашего джипа. Машина остановилась, лишь когда ярко горящие фары высветили цифру «семь».

— Это должно быть здесь, — уверенно определил Бормуцкий, первым выходя из авто. — Итак, милостивая государыня, вы идёте за мной. А вы, сержант, достаньте из багажника мой саквояж и ваши инструменты.

Я понял, что чем меньше открываю рот, тем реже нарываюсь. Поэтому повиновался молча. В багажнике действительно оказались тяжёлый пузатый портфель коричневой кожи, кирка и лопата. Значит, сегодня мне придётся ещё и копать? Впрочем, если копать могилу этому типу…

— Вы задерживаете нас, сержант.

Я положил инструменты себе на плечо, взял саквояж в левую руку и быстро зашагал к заколоченному входу в штольню.

— Ломайте замок!

Я с грустью вспомнил, что у него есть разрешение муниципалитета, и изо всех сил врезал тяжёлой киркой по стальному засову. Замок выдержал, а вот прогнившие доски нет. Проход был открыт. Так сказать, добро пожаловать в недоброе место…

Доктор достал из саквояжа большой фонарь и скомандовал:

— А теперь все за мной!

В штольне было холодно и грязно. Кроме того, приходилось внимательно смотреть под ноги. Неровный каменный пол покрывали заледеневшие лужи. И Эльвира быстро задубела в своей лёгкой красной курточке и тонких джинсах. Пару раз я едва успел подхватить её, поскользнувшуюся на самом краю каких-то чёрных провалов. Хорошо ещё, что учёный забрал у меня саквояж и уверенно двигался вперёд, не оборачиваясь, лишь изредка сверяясь с каким-то планом на старой рукописной карте.