Все готовились заранее. Флевретти лично содрал со всех по двадцать процентов зарплаты на закупку для отделения трёх кегов пива и набил копчёной колбасой наш маленький холодильник. Чунгачмунк не был знаком с нашими хмеллоуиновскими традициями, а капралу нравилось его пугать. Бедный индеец дважды писал заявления об уходе из-за одного того, что боялся утонуть в цистерне с пивом или быть задушенным связкой сосисок. Базиликус только посмеивался и шутливо грозил капралу пальцем, городские власти настаивали лишь на пяти литрах в день. Всё, что выше, исключительно по собственному желанию и возможностям.

В счастливый миг начала праздника в городе перестали продавать воду, соки, чай, кофе, молоко. Младенцы были счастливы. Родители, впрочем, тоже. Пьяные дети просыпались только ради того, чтобы быстро глотнуть очередную бутылочку слабоалкогольного пива со смешной соской и вновь отвалиться в колыбельке, оглашая детскую пьяным храпом. У пап и мам наконец-то находилось время друг для друга. Традиционно кривая рождаемости после Хмеллоуина резко ползла вверх.

Я же, как крепкий поляцкий чёрт, на пиво практически не реагировал. У нас в хмельной Полякии на этот праздник все пили только чёрный самогон. Но один день! Потому что два следующих дня всё равно никто не мог подняться. У всех земель свои маленькие вариации Хмеллоуина, говорят, бритты три дня не ходят в туалет дома — только на улице, у подъезда или в лифте! Те же скотты после каждого литра обязательно задирают юбки, демонстрируя отсутствие нижнего белья. Ново-огородские черти закусывают пиво селёдкой, баварзцы — кислой капустой, финкские — чёрным хлебом с сосновыми опилками, а моравцы, вообще, только пьют, три дня и три ночи, без закуски, без остановки и без сна. У кого как исторически сложилось, но этот праздник всегда один на всех…

Поэтому, с улыбкой приняв на завтрак три литра пива из положенных пяти, я со спокойной душой отправился на службу. Телевизионная реклама, требующая выпить десять, на меня не действовала. Я шёл по улице лёгким шагом, чуть нетрезво улыбаясь таким же счастливым прохожим и непринуждённо уворачиваясь от комьев грязи, традиционно швыряемых в этот день малышнёй. При каждом удачном попадании сорванцы дружно пели:

Кабы не был Хмеллоуин

В городах и сёлах,

Мы б не напивались в дым

В этот день весёлый.

Не плясал бы пьяный дед

Возле пьяной бабы

Без сосисок на обед,

Кабы, кабы, кабы…

После второго куплета их перепачканная грязью жертва уже хлопала в ладоши и раздавала детям по конфетке. Это своеобразный откуп, чтоб не обкидали ещё и на обратном пути. Детишки, они такие, им палец в рот не клади…

Я тоже держал в кармане штук шесть карамелек на всякий случай. А увёртывался не потому, что такой уж жадный. Просто не хотелось являться в участок перемазанным с ног до головы, как некоторые счастливчики. Поэтому можете представить себе моё удивление, когда я вдруг заметил странную картину. Счастливо визжащие дети обкидали грязью группу туристов, шедшую с вокзала. Все радостно смеялись, и только один сухопарый чёрт, вдруг оскалив зубы, бросился на детей, угрожая им длинной суковатой палкой. Перепуганная малышня бросилась врассыпную, а я кинулся навстречу нарушителю правопорядка.

— Что вы делаете, месье? — рявкнул я, перехватывая его палку на взмахе. — Это всего лишь дети. В такой день никто не вправе портить им праздник!

— Милостивый государь, они уже дважды бросили в меня грязью! — взвизгнул этот тип с крысиным лицом в длинном макинтоше и потёртом цилиндре.

— Это наши национальные традиции.

— Ваши ли? У вас явный поляцкий акцент, милостивый государь.

— Тем не менее я служу в полиции Мокрых Псов и не допущу безобразия на улицах! — повысил я голос, и прохожие с туристами поддержали меня согласным ворчанием.

Под общим давлением этот странный господин сдался.

— Прошу прощения, милостивые государи и государыни, возможно, я немного погорячился. Моя работа требует сосредоточенности и стерильности, а эти мерзкие пакостни…

— Договаривайте, договаривайте, — с угрозой в голосе попросил я.

— Ещё раз прошу прощения, милостивый государь, — выкрутился он и ушёл по направлению к центру, несмотря на то что уже ни один ребёнок не захотел кинуть в него грязью. Меня же провожали аплодисментами и нетрезвыми поцелуями как национального героя…

Я поспешил на работу. Качающийся Флевретти с улыбкой до ушей приветствовал меня ещё на входе. Запах пива и копчёных колбас, казалось, пропитал весь участок.

— Ирджи! Ты оп-попоздал!

— К чему? — уточнил я.

— К м-моменту напаивания Чунгачупумгумпумпунга… тьфу, дьявол побери, как пр-изнситца это имя? Наверно, его родиттели были пьяные в день рождения с-с-сына. Ик!

— Где шеф?

— У себя в каре-ете.

— В кабинете, — понятливо кивнул я, поймал пытающегося завалиться на бок капрала, усадил его в кресло и пошёл показаться начальству. Право же, некоторым не стоит пить что-либо крепче томатного сока с перцем…

Комиссар Базиликус, сияющий, как медная сковорода, сидел в своём кресле, любуясь на стоящую перед ним вёдерную кружку пива. Напротив, в углу, примостившись на табуреточку и каким-то чудом удерживая равновесие, сидел наш краснокожий рядовой Чунгачмунк. Теловарам, как вы помните, вообще нельзя пить, но, разумеется, он никак не мог отказать Большому Отцу в соблюдении священных традиций его города. Как индейцу ему было достаточно и одного литра из обязательных пяти, чтобы перейти в полностью невменяемое состояние.

— Хорошего Хмеллоуина, шеф, — приветственно козырнул я.

— И вам того же, сержант, — широко улыбнулся комиссар, кивая на пиво. — Выпьете со мной?

— Разумеется, в такой день!

Мы довольно душевно пригубили по паре литров прокисшего ганзейского, поочерёдно прикладываясь к его огромной кружке. Никаких дел на сегодня не предвиделось. Шеф милостиво разрешил всем, и себе в первую очередь, уйти с работы после обеда. Все так и поступили, но я на свою голову уходил последним, отправив Чмунка домой на спине Флевретти, и поэтому звонок служебного телефона застал меня врасплох.

— Не успел, — буркнул я, размышляя, поднимать трубку или всё-таки нет.

Телефон оказался настойчив, а я терпелив. Но ему повезло, через три минуты настырных трелей у меня сдали нервы. Служба — превыше всего, нас так учили.

— Полиция Мокрых Псов. Сержант Брадзинский. Слушаю вас.

— Милостивый государь, я крайне возмущён! Почему ваша библиотека закрыта? Мне срочно нужно получить доступ к архивным материалам, а там какая-то пьяная дама не хочет меня впускать. Что это за сервис, милостивый государь?! Я требую вмешательства полиции!

— С кем имею честь беседовать? — уныло протянул я, прекрасно вспомнив эту манеру речи и тонкий дребезжащий голос.