Ана обняла меня, и я ощутила аромат ее духов. Это напомнило мне то время, когда нам было едва за двадцать и мы ходили по барам. Я стояла в углу с фруктовым соком, а Ана была в центре зала. Это напомнило мне бранчи по воскресеньям и похмелье. Жизнь одиночки. Жизнь одиночки, которую я любила, пока не узнала кое-что получше.

Прошло столько времени с тех пор, когда я нюхала Бена, что я забыла его запах. Я могла бы мгновенно узнать его, но описать не могла, я не могла его ощутить. Я знала, что это произойдет. Я боялась, что это произойдет. И вот это случилось, и все было не так плохо. Нет, было. И все-таки не было.

— Ты отлично выглядишь! — оценила Ана. И этим мгновенно подняла мне настроение.

— Спасибо! Ты тоже! — Мне не понравилось, что в нашем разговоре было что-то формальное. Мы же лучшие подруги, а лучшие подруги так не разговаривают.

Мы прошли в кухню, и Ана обняла Сьюзен.

— Чем помочь? — спросила Ана, но Сьюзен отмахнулась.

— Вы, девочки, такие вежливые. Я почти закончила. Садитесь. Выпить хотите?

— По крайней мере, позвольте мне открыть вино, — сказала Ана и принялась искать стаканы.

— Верхний шкафчик над посудомоечной машиной, — подсказала Сьюзен, не глядя. Ана взяла три бокала и налила нам всем вина.

Прошло около пяти минут, прежде чем мы заговорили друг с другом как обычно. И мне показалось странным, что я провела вдали от Аны всего несколько недель и уже почувствовала отчуждение. Но потом я сообразила, что я была вдали от Аны не несколько недель. Я отдалилась от нее с момента смерти Бена. Я позволила себе умереть вместе с ним. Я подумала, а не произошло ли это еще раньше? Может быть, когда я познакомилась с Беном, часть меня потеряла Ану. Если так, то я хотела ее вернуть. Я хотела вернуть то, что нас объединяло.

МАЙ

У Бена стало настолько плохо со спиной, что он не мог двигаться. Он взял отпуск по болезни на три дня. Я попыталась выйти на работу в понедельник, но ушла в середине дня, потому что Бен не мог встать с кровати без посторонней помощи. К среде я оставила попытки ходить на работу и просто осталась с ним.

Он не умел терпеть боль и вел себя как большой ребенок. Он стонал и жаловался, словно его живьем ели бактерии каждый раз, когда я спрашивала, как он себя чувствует. Но для меня он был очаровательным больным. Мне нравилось быть ему нужной. Мне нравилось готовить для него еду, наполнять для него ванну, массировать его мышцы. Мне нравилось любить его и заботиться о нем. У меня появилось чувство, что у меня есть реальная цель. Было так приятно сделать все для того, чтобы ему стало хотя бы самую чуточку легче.

Прошло несколько дней после того, как Бен попросил меня выйти за него замуж, и мне было сложно не думать об этом. Он был просто под действием лекарств. А что, если он говорил серьезно? Почему это так на меня подействовало? Он просто сказал глупость под действием викодина. Но насколько викодин туманит разум? Он же не заставляет тебя говорить то, о чем он не размышлял.

Я думала, что слишком возбуждена из-за того, что я любила его так сильно, как даже представить себе никогда не могла. Я знала, что, если потеряю его, что, если мне придется жить без него, это меня раздавит. Он был мне нужен, и нужен не только в данный момент. Он был нужен мне в будущем. Он был нужен мне всегда. Я хотела его навсегда. Я хотела, чтобы он стал отцом моих детей. Это было такое глупое заявление. Люди все время так говорят, они бросаются этими словами. Как будто это пустяк. И некоторые относятся к этому как к пустяку, но для меня это не было пустяком. Я хотела, чтобы у нас с ним когда-нибудь родились дети. Я хотела, чтобы мы были родителями наших детей. Я хотела, чтобы у меня был ребенок, похожий на него и на меня. Я хотела посвятить себя ему и пожертвовать собой ради него. Я хотела потерять часть себя, чтобы получить часть его. Я хотела выйти за него замуж. Поэтому мне хотелось, чтобы Бен говорил серьезно. Я хотела, чтобы это было правдой.

Бен шел на поправку и попросил меня взять еще один выходной на работе, чтобы провести день с ним. По его словам, я так за ним ухаживала, что ему нужен день, чтобы отплатить мне за мои заботы. Мне было нетрудно сделать ему одолжение. Когда я проснулась, Бен стоял надо мной с подносом. На подносе был завтрак.

— Voilà![18] — Он смотрел на меня и улыбался во весь рот. Я села в постели и позволила ему поставить поднос передо мной. Он был заполнен продуктами, которые я обычно считала взаимоисключающим: бейгель и круассан, французский тост и вафли, творог и сливочное масло. Он даже подогрел в тостере печенье поп-тартс.

— Думаю, я немного перестарался, — оценил Бен свои усилия. — Но все это было совсем просто. Эти продукты можно купить в местном продуктовом магазине замороженными.

— Спасибо, — поблагодарила я, улыбнулась и поцеловала его в губы, когда он нагнулся. Бен не застонал и не завыл от боли.

— Ты, наконец, принял болеутоляющее?

— Не-а! — гордо ответил он. — Мне просто стало лучше.

— Тебе просто стало лучше?

— Да! Именно это я и сказал. Это все ты и твоя западная медицина. — Бен улыбнулся. — Я действительно отлично себя чувствую. Клянусь.

Он обошел кровать и сел рядом со мной. Он не сводил глаз с еды, которую я начала поглощать.

— Хочешь? — предложила я.

— Долго же ты думала, — пробурчал Бен, хватая поп-тартс. — Иисусе. Неужели ты собиралась съесть все это одна?

Я поцеловала его в щеку и вынула поп-тартс у него изо рта. Вместо этого я предложила ему вафлю.

— Это я сама съем. Коричневый сахар и корица — это мой любимый вкус. — Я откусила большой кусок, пока он не попытался отнять у меня печенье. Бен смирился и довольствовался вафлей.

— Думаю, нам следовало бы пожениться, — сказал он. — Что ты об этом думаешь?

Я рассмеялась, совершенно не понимая, насколько он серьезен.

— Почему ты повторяешь эту шутку? — спросила я. В моем голосе было больше раздражения, чем мне хотелось.

— Я не шучу.

— Нет, шутишь. — Я доела печенье и вытерла руки. — Прекрати шутить на эту тему, иначе окажешься женатым, — предупредила я.

— Ах, вот оно как?

— Да, вот так.

— То есть если бы я сказал: «Давай поженимся сегодня», ты бы сегодня вышла за меня замуж?

— Ты что, бросаешь мне вызов?

— Я просто задал вопрос, только и всего, — сказал Бен, но его тон не соответствовал гипотетическому вопросу. Мне вдруг стало неловко и тревожно.

— Ну, я просто… — начала я. — Ты бы этого не сделал.

— А ты бы сделала? Этот вопрос я тебе задал.

— Ты не можешь так поступать! Ты не можешь спрашивать меня, сделала ли бы это я, если ты бы этого не сделал!