— Я тут пытаюсь понять, кто я и что я, кто вы и как отреагируете на это всё. А вы развлекаетесь за мой счёт? — мне не удалось сдержать возмущение.

Он подошёл ближе, присел на скамеечку для ног и взял меня за руку.

— Если бы вы были той Майри, которую я знаю, если бы притворялись, то к этому времени уже попытались бы использовать одну из пентаграмм этой книги. Я счастлив, что не ошибся в вас, Майя.

В этот раз он поцеловал мне запястье — и я вырвала руку.

— Это слишком.

— Слишком сильно для вас? — Он улыбнулся, откровенно любуясь мной. — Да, вы не она. Это очевидно. Вы совершенно другая.

— Если вы нашли книгу, то зачем оставили её мне?

— Я же сказал: хотел узнать, что вы станете с ней делать.

— Но вы рассказали мне о пентаграммах!

— Чтобы вы случайно не навредили себе, если совершенно невинны. Я всего лишь хотел знать, кто вы — притворщица или и правда потеряли память, или вообще душа-чужестранка. В любом случае, тем, что вы не поддались соблазну применить эти знания, и что сейчас мне вот так просто признались, вы доказали свою невиновность.

Понятно. Он устроил мне очередную проверку. Невыносимый человек, просто ужасный!

Я думала, это Дэбрэ будет злиться, рвать и метать, и вдруг сама оказалась в роли огнедышащего дракона. Он ужасно меня разозлил своей дурацкой проверкой. И даже если я была не права (а я могла, я же человек, а не робот), остановиться и вытолкнуть холодную логику вперёд искрящих эмоций никак не получалось. Меня внутри аж трясло. Кулаки сжимались. А уж когда он улыбнулся, весь такой самодовольный, желание вцепиться в его привлекательное лицо стало особенно острым.

Вспомнилось, как днём, в библиотеке, я чуть не умерла, когда он застал меня с книгами в руках. Да я чуть в обморок не упала, у меня чуть сердце не разорвалось. А он всё знал: и почему я там, и что ищу, и что боюсь быть им раскрытой. С книгой Майри в руках, застуканная на месте преступления, я не могла толком сопротивляться, и, целуя меня в первый раз, он это знал.

Разве я позволила бы ему так обращаться с собой в обычных обстоятельствах? Может, и да, но он-то об этом не мог догадаться. Он использовал мой страх разоблачения в своих интересах. Окончательно сломал личные границы между нами, а теперь продвигался вглубь завоёванной территории. Держал за руку, обнимал, целовал, касался при любом удобном и неудобном случае — действовал как таран, продавливал и отодвигал мои «нет, это слишком» всё дальше и дальше, приучая к себе.

И это следовало немедленно прекращать, иначе всё зайдёт слишком далеко, а я не готова становиться его добычей. Любимой женщиной — да, но не игрушкой, не удобной жертвой для бесконечных проверок на вшивость.

— Так где сейчас эта книга? — спросила я, садясь прямо.

— Она у меня, в надёжном месте.

Вот и хорошо. Одной проблемой меньше.

— Значит, я могу забыть о ней, теперь это ваша забота.

— Она и прежде была моей заботой, но временно находилась в ваших руках.

Дэбрэ слегка пожал плечами, будто хотел сказать: «Только такая глупышка, как ты, могла не понимать, что в этом доме каждый чих подчиняется мне и моим правилам. Ты ничего не сможешь от меня скрыть». Спасибо за науку, виконт Дамиан, уж теперь-то я запомнила это правило накрепко.

А он расслабленно, в полной уверенности в своей правоте продолжал:

— И, кстати, вы зря подозревали Бренана. Тех, кому нельзя верить, я рядом с собой не держу.

Кстати, о хартмане.

— Софи сказала мне, что Бренан не собака, а человек в изменённом теле. Что он преступник.

— Это так. Бренан наказан. Он не нападёт на вас, вам не нужно его опасаться.

— Само его состояние жестоко!

Дэбрэ положил ладонь мне на колено, и, хотя платье из нескольких слоёв ткани должно было меня защитить, я мгновенно почувствовала тепло его руки и незначительность преграды, которая нас разделяла. Я попросила его убрать руки — он предпочёл меня не услышать, заговорил о другом:

— Эта, как вы выразились, жестокость необходима. Бренан нарушил закон и не один раз. В своё время мне пришлось немало побегать за ним, а затем упрашивать короля заменить смертную казнь этим сравнительно лёгким наказанием.

Я открыла рот, чтобы высказать, что обо всём этом думаю, но Дэбрэ не позволил.

— Не вам судить о тяжести его проступков. Скажу так: его жизнь спасли возраст и высокое происхождение, а также моё обещание лично присматривать за ним весь срок его наказания. Я отвечаю за него головой, как и за вас, впрочем.

— Но Софи подумала на него… — я замолчала. Мне вдруг пришло в голову, что не одна я проходила проверку. — Постойте. Так Софи, получается, о книге не знала. Вы что же, не верите вообще никому? Софи с вами всю жизнь, и вы не верите ей до сих пор? Побоялись, что она возьмёт эту книгу и воспользуется ею в злых целях? Проверяли не только меня, но и её?

Дэбрэ даже не подумал смутиться или сказать, что я не права. Смотрел на меня как на капризничающего малыша, улыбался уголками губ. Судя по теплу в его взгляде, ему даже нравилось то, что он — это уж наверняка — называл моей наивностью или глупостью.

— Низко так поступать, — заявила я чётко и громко.

Ужасно хотелось разбить ощущение, что между нами стена. С одной стороны я — уже чуть не кричу, а с другой он — не слышит ни слова, любуется мной, будто бабочкой в стеклянной банке, улыбается безмятежно. Ни черта не понимает и даже не прикладывает усилий, чтобы понять, что нельзя так поступать по отношению к близким людям. Доверие — основа всего. Как он может это не понимать?

И ладно я. Да кто ему я? Но Софи, которая согласна за него жизнь отдать, которая всё время рядом, такого недоверия не заслуживает.

— Позволять себя обманывать — крайняя глупость по отношению к себе. Вы обе прошли проверку, как и Бренан, — подтвердил он мои подозрения.

У меня внутри всё опустилось.

— Вы ужасный человек.

Он не поверил, что я это всерьёз. Наклонил голову к плечу и разглядывал меня, будто видел перед собой кого-то или что-то до крайности любопытное.

— И в чём же, по-вашему, я ужасен?

— Вы никому не верите. А без доверия нет любви. Как вас любить, когда вы даже женщине, заменившей вам мать, не доверяете?

Дэбрэ опустил взгляд, но от улыбки не удержался. В душе он смеялся надо мной и несильно-то старался это скрывать. Я его уже чуть-чуть ненавидела.

И терпеть этот разговор больше не могла.

— Позвольте мне встать.

Он сидел на скамеечке совсем рядом с моим креслом, его рука лежала на моём колене, он мешал мне, а я хотела уйти. Мне нужно было уйти, пока я тут не высказалась от А до Я, а затем прошлась ещё и по латинскому алфавиту.