То не зорька на небо всходила,

Сына Марко родная мать искала…

Да уж, не веселая оказалась песня; как шепотом пояснил шкипер — юнацкая. Юнаки, как понял Лешка, это что-то типа партизан, воюющих против турок. Турок на той стороне реки, похоже, просто ненавидели, вот и песню Канташ подобрал соответствующую. Заканчивалась она сурово, призывно:

Ой, летите орлы, улетайте

Дальше, дальше, на край белого света.

Напитайтесь вы мясом басурманов,

Черной крови супостатов напейтесь!

— Черной крови супостатов напейтесь! — хором подхватили собравшиеся.

Вкусно запахло ухою. Допев песню, Канташ подмигнул собравшимся, достав из-за голенища ложку:

— Поснидаем, братцы!

— Так!

Поев и выпив, вновь запели. Солировал опять Канташ, но и не только он — многие затягивали свои любимые.

Лазарь-царь садиться за вечерю,

Рядом с ним жена его, Милица…

Спев про царя Лазаря, запели про какого-то Вука, потом снова про юнака Марко, про золотую яблоню… Корабельщики перехватили инициативу, нестройным хором грянув «Турок шел лесом»:

Ты обойди все селенья,

Мать разыщи полонянку,

Вырви ее из полона

У басурманов проклятых!

«Проклятые басурманы» — иначе тут турок и не называли даже члены команды барки, при всей их внешней лояльности к османам. Значит, было за что ненавидеть этих «проклятых басурман» турок…

Лешка песни слушал лишь краем уха, даже наоборот, поднялся на барку, приглядывался, прислушивался — кто да что покупает, кто как торгуется. Высматривал самого жадного. И таки высмотрел!

Красавец был — с ударением на последнем слоге! Молодой, но какой-то тощий, сутулый, с остренькой лисьей мордочкой. Все чего-то выгадывал, торговался из-за каждой мелочи, так, что Алексею даже противно стало. Ну, бывают же такие люди — за полушку удавятся! Как раз такой-то и был сейчас надобен!

Дождавшись, когда выжига, наконец, купит то, что ему надобно, Лешка вынырнул из темноты и подхватил его под локоть у сходней.

— Не хотите ли заработать, уважаемый господин?

— Заработать? А кто ж не хочет? Только — смотря как.

— Да просто, — Алексей улыбнулся, как можно шире. — Перевезти тут двоих на тот берег. Плевое дело.

— Плевое, — согласился парень; звали его, как выяснилось, Колупан. — Две «беленькие» монетки. За каждого! Всего, значит, четыре будет.

— Четыре аспры! — восхитился подобной наглостью Лешка. — Землекопы — целый день работать, а тут… Всего-то делов. Да и другие перевозчики, чай, найдутся.

— Найдутся-то найдутся, — Колупан гаденько засмеялся. — Только они не сейчас отплывут, а вам, молодой господин, я так понимаю, поскорей отсюда убраться надобно?

Вот, фрукт! Гляди-ко, какой приметливый…

— Ну, вообще, да, — Лешка кивнул с усмешкой. — Но четыре аспры — это ни в какие ворота…

— Так вас же двое!

— А плыть-то все равно один раз.

— Э, не-ет! — Колупан хитро погрозил пальцем. — Я двоих сразу не повезу — всякое ведь может случиться, я-то — один. Нет уж, сначала — одного заберу, потом — другого.

— Этак полночи провозишься!

— Зато у меня и заночевать можно… В тайности!

— Угу, в тайности, — скривился Лешка. — За особую плату, вестимо?

— Сговоримся, — обнадежил выжига. — Клянусь, ни одна собака вас не увидит!

— Уговорились, — решился Лешка. — Жди нас хотя бы во-он у того мысочка, где камыши.

Молча покачав головою, Колупан скрылся во тьме.

Жарко горевший костер бросал в черное небо яркие красные искры, и над могучей рекой, далеко-далеко, до того берега, разносились певучие юнацкие песни. Про королевича Генчо, Марко-юнака, царя Лазаря…

Лешка с Аргипом, притаившись на мысу в камышах, ждали скрипа уключин.

— Как он нас здесь найдет? — шепотом спросил напарник. — Не видно же ничего, темень — хоть глаз выколи.

— Ну да, темень… — Алексей усмехнулся. — А костер? А звезды? А луна?

— Да разве ж это луна? Так, серп какой-то.

— Тсс!

Вблизи, уже у самого берега, послышался плеск весел.

— Эй, вы где? Это я, Колупан.

Перевозчик говорил на смеси болгарского и валашского, впрочем, все было понятно.

— Мы здесь, — оглянувшись по сторонам, подал голос Лешка. — Иди, Аргип… А уж я — следом.

— Деньги приготовили? — тут же осведомился лодочник.

— Конечно!

Плеск волны… И черная тень лодки исчезла во мгле. А в воде оранжевыми сполохами играли блики костра. И звучала песня:

Что ты кличешь, черный ворон, бьешь крылами?

Что тебе, черный ворон, не сидится?

Лешке вдруг взгрустнулось. Жаль, так и не пришлось проститься с актерами… Старик Периклос, Федул, Леонид. Близнецы-«электроники», Лука с Леонтием, ослик Терентий. Господа артисты! Нет, в самом деле — отличная труппа! Алексей покачал головой… А как его выручил прошлой ночью Леонтий? Или — все же — Лука?

Жаль, жаль уходить вот так, не попрощавшись, не пожелав друзьям доброго пути. И кто знает, как там у них еще все сложится, в Видине? Это ведь он, Лешка, их туда направил.

Погруженный в думы, молодой человек и не заметил, как к берегу снова подошла лодка.

— Эй, господин, ждешь ли?

— Колупан?

— Я. Сейчас, подплыву ближе.

Зайдя в воду по колено, Алексей перевалился в лодку. Скрипнули уключины, плеснула волна — поплыли. Как он тут ориентировался, это лодочник? По звездам, что ли?

Они отплыли уже довольно далеко, и горевший на том берегу костер превратился в маленькую оранжевую звездочку. Лешка обернулся… А лодочник вдруг опустил весла. Прислушался.

— Слышишь?

— Что такое?

— Ну, вот… вот опять…

Какой-то странный шум вниз по реке. Как будто бы бабы колотили вальками белье, только не быстро, а медленно… Бух… Бух… Словно, отходя от перрона, разгонялся поезд.

— Это весла, — обернувшись, пояснил Колупан. — Много весел… Бьют одновременно. Какой-то большой корабль… Галера!

— Галера?!

— Идут осторожно, словно бы что-то ищут или опасаются сесть на мель.

Лешка дернулся:

— Так надо вернуться, предупредить.

— Зачем? — Колпан вел себя совершенно спокойно. — Думаешь, у них там нет ушей?

Услышат. Ага… Слышишь?