— Он сейчас совершенно свободен… — продолжала нашептывать девушка. — Но сказал, чтобы я вас на порог не пускала… Уходите, пожалуйста… Не устраивайте скандала, прошу вас, иначе мне влетит…

— Не понимаю… — Вадим тоже непроизвольно перешел на шепот. — Мы же с ним… Он же…

— Все дело в вашем брате… — Секретарша обдала его ухо горячим дыханием. — Альберт Григорьевич боится, что его репутация… Ну, вы понимаете, о чем я…

— Кажется, начинаю понимать…

Сердце Виктора замирало и тоскливо ныло, когда он шел вдоль по улочке, на которой провел все свое детство. Еще несколько шагов, и он увидит родной дом. И не узнает его…

Окна и двери заколочены досками. Крест-накрест. Крыша потеряла свой прежний зеленый оттенок — теперь она темно-серая, с оранжевыми подтеками ржавчины. Крошечный лоскуток огорода порос метровыми сорняками. Тихо вокруг. Мертвенно-тихо…

Он провел в колонии усиленного режима четыре года и пять месяцев. В первое время приходилось тяжело. Итог борьбы за выживание в «зоне» — сломанное ребро, сильное сотрясение мозга и шрам от левой лопатки до правого плеча, оставшийся в результате Драки на ножах… Но он заявил о себе. И его зауважали. И дали спокойно жить.

За примерное поведение Виктора выпустили раньше срока, оплатили проезд до Налимска и вручили специальную справку. Отныне бывший заключенный Кротов должен был еженедельно отмечаться в отделении милиции по месту жительства.

— С прибытием, Кротов. — Знакомый с детских лет участковый как-то виновато отвел взгляд, когда Виктор переступил порог его кабинета. — Прими мои искренние соболезнования…

— Когда это случилось? — тихо спросил Виктор.

— Недели три как уже… — Участковый вытряхнул из пачки папиросу, закурил и предложил Кротову.

— Почему ж не сообщили?

— Я послал телеграмму, да, видать, не дошла. Бывает такое… Жаль Анастасию Егоровну, хорошая она была… Вот только в больницу отказывалась ложиться, хотя врачи настаивали. Сердце, знаешь ли…

— Знаю, — кивнул Виктор. — Могилу покажешь?

— Прямо сейчас? Пошли… — Милиционер перекинул через плечо портупею, выпустил из кабинета Виктора, вышел сам и долго копошился ключом в замочной скважине, прежде чем сумел закрыть дверь. — Значит, с братом еще не повстречался?

— Что?.. — растерянно переспросил Кротов. — Вадим здесь?

— А где ж ему еще быть? Правда, раньше он хотел в Москве остаться, да вернулся. И говорит, что навсегда. Не понравилось ему в столице. Вот, детишек теперь в родной школе обучает. — И после небольшой паузы, уже очутившись на улице, участковый добавил: — Патриот, твою мать…

— А почему дом заколочен?..

— Так ведь братец твой на первое время у Николая Ивановича, директора школы, поселился.

— Бобров стал директором?..

— Ну да! И квартиру отдельную в новом доме получил. Да ты как с другой планеты свалился! — Участковый удивленно уставился на Виктора. — Что, Вадька ничего в письмах не писал?

Кротов отрицательно покачал головой. Не отвечать же, что все письма брата он, не читая, рвал в клочки и жег.

— У-у-у, дружище, у нас тут такие дела творятся! — совсем не весело усмехнулся милиционер. — Времена настали — туши свет! Лобова помнишь? Он первым секретарем горкома был… Застрелился! Пулю себе в лоб пустил!

— Чего это он?

— А хрен его разберет, — пожал плечами участковый. — Кто-то говорит, что проворовался и испугался ареста, а кто-то… что Ромке дорогу перебежал…

— Кому-кому? — насторожился Кротов.

— Тому самому, в правильном направлении мыслишь. Уж не знаю, как ему это удалось… Чуть ли не всю область в руках держит.

— Как это?

— А вот так! — прицокнул языком милиционер, и лицо его вдруг сделалось сумрачным. Помнится, ты с ним дружбу водил…

— Было дело. Как мне его найти?

— Этого никто не знает. В Спасске он больше не живет. Появляется иногда… На белом «мерседесе», с охраной… Народным депутатом теперь хочет быть, листовок по городу понаклеил… Счастье людям обещает…

— Ни хера себе… — Виктор задумчиво провел ладонью по бритому затылку. — Сукин кот…

— Ты потише… — Участковый опасливо огляделся по сторонам. — Ромка не любит, когда его так называют.

— Так ты тоже на него пашешь?

— А что делать? — беспомощно развел руками милиционер. — Жить как-то надо.

…Витя стоял над маленьким холмиком, усыпанным свежими цветами. Впервые за последние четыре года он плакал. А с черно-белой фотографии на него смотрела баба Настя, молоденькая, красивая, с веселыми искринками в глазах. Она была самым дорогим для Виктора человеком. А он даже не мог проводить ее в последний путь…

— Прости меня… — размазывая слезы по щекам, скулил он. — Если бы не я, ты бы была жива… Прости меня, если сможешь…

Виктор решил остаться в Спасске, честно жить и честно работать. Он свое наказание понес. Теперь он вновь стал полноправным членом общества.

С кладбища он отправился в автопарк, где уже успел потрудиться помощником механика и где много лет работал его отец. В отделе кадров долго рассматривали справку об освобождении и, в конце концов, дали «добро» — автопарку давно уже требовались шоферы.

Вечером того же дня Виктор отодрал с окон и дверей доски, проветрил комнаты, подмел пол, стер с мебели накопившуюся за последние три недели пыль. Но дом не ожил. Он более не был таким, каким его помнил Виктор. Со смертью бабы Насти из него ушло согревающее душу тепло, улетучился добрый свет. Невыносимо трудно было обитать в этом доме, но иного выхода не оставалось. К тому же Виктор надеялся, что со временем он привыкнет, смирится с тем, что любимой бабушки, которая посвятила ему весь остаток своей тяжкой жизни, больше нет рядом…

На следующее утро Виктор проснулся от того, что кто-то настойчиво стучал в дверь. Он посмотрел на часы — ровно семь. На работу к девяти. Какая-то гадина не дала поспать лишний часок. Впрочем, Виктор догадывался, кто бы это мог быть… И догадка его подтвердилась, когда он открыл дверь.

— Здравствуй… — сказал Вадим. Он стоял на верхней ступеньке крыльца, прижимая к груди старенький портфельчик, и как-то затравленно улыбался. — Мне участковый сказал, что ты уже… Вот, зашел повидаться…

— Проваливай… — грозно прорычал Виктор.

— Я так и знал… — грустно понурил голову Вадим. — Ты до сих пор ненавидишь меня…

— А ты что хотел? — зло усмехнулся Виктор.

— Ты прав, ты прав… — Вадим невольно попятился. — Я понимаю, это тяжело простить… И я полностью признаю свою ошибку…

— Не нужны мне твои раскаяния. Иди в свою Школу, учи детишек доброте и честности. И не забудь им напомнить, что нехорошо предавать…

— Я не предавал тебя! — вскричал Вадим. Поверь мне, не предавал! Это была именно ошибка! Глупая, идиотская ошибка! Я испугался! Испугался за твое будущее! Тебя бы все равно поймали и тогда уж влепили бы на полную катушку! Витька, я же люблю тебя! У меня же никого на целом свете не осталось!