Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Судя по всему, да, – кивнул Навид. – Этого, конечно, пока не подтвердили официально, но у меня есть свои источники. Там всё ещё никто ничего не понимает… подозревают диверсию – ты же понимаешь, какая у них там сейчас обстановка в Новой Африке, – но…
Не договорив, Навид сжал губы и отвернулся, подставляя смуглое лицо редким лучам северного солнца, пробивающегося сквозь плывущие над городом густые облака, похожие на гигантских серых черепах.
Солнце золотило массивную женскую фигуру на куполе розового монолита Академии художеств за их спинами и рисовало на поверхности Невы ослепительные огненные узоры из рассыпанных по тёмно-синей водяной ряби сверкающих бликов, которые всегда напоминали Полине пригоршни мелких золотистых монеток старинной чеканки из какой-нибудь музейной коллекции. По воде бесшумно скользили похожие на огромные футляры для авторучек прогулочные теплоходы, округлые белые борта которых были испещрены цветными надписями «Добро пожаловать в Санкт-Петербург», выполненными на разных языках. Заполненный утренней суетой город привычно вибрировал под колёсами автобусов и беспилотников и под ногами многочисленных, чуть насупленных спросонья пешеходов, толкущихся на остановках. Пронзительно-звонкие крики кружащих над головой чаек и редкие недовольные гудки машин, которые застряли в неизбежной пробке на тянущемся на тот берег мосту, мешались в воздухе с равномерным гулом бесконечного автомобильного потока, неустанно катящегося по набережной.
Полина ещё успела застать те дни до появления Всемирной сети, когда ни-шуур собирались здесь регулярно. Обменивались новостями, рассказывали друг другу, что происходит в мире, пытались разобраться, где можно вмешаться и чем помочь. Сейчас необходимость в личных встречах сделалась не столь острой, как раньше, но она была. Не всё и не всегда можно описать словами, а ни один мысленный образ не передашь даже по самой совершенной видеосвязи…
– Это же почти то же самое, что творилось в Канаде неделю назад, – лицо Дианы на экране планшета затуманилось. – Только в намного более крупных масштабах. Хаук, это ведь опять была та гадина… Я практически на сто процентов уверена в этом. Что же она такое?
Алекс в последний раз откусил от толстого блинчика, завёрнутого в блестящую целлофановую упаковку, повертел упаковку в руках и, не найдя куда её кинуть, сунул в карман просторного рыбацкого жилета. Потом аккуратно примостил планшет на краешек тяжёлой гранитной скамьи рядом с фигурой оскаленного бронзового грифона, ласково погладил грифона по прижатым золотистым ушам, словно живого, подошёл к краю парапета и присел на прохладную ступеньку около самой воды.
– Кажется, я знаю, что это, – медленно произнёс он, мрачно глядя на прозрачные волны под своими ногами, лижущие уходящую в глубину лестницу. – Когда-то это происходило довольно часто, в последние полтора века я практически ни разу не слышал о подобных вещах, но…
– Ты говоришь об… отречении? – перебил вдруг Навид, резко поворачивая к нему голову.
Полина краем глаза заметила, как стоящий неподалёку мужчина в кирзовых сапогах и штанах защитного цвета, держащий в руках длинную как шест бамбуковую удочку, с любопытством на них покосился. Видимо, до него долетели обрывки разговора, который для постороннего наблюдателя вёлся на трёх разных языках одновременно. Женщина небрежно повела в сторону рыбака окутавшейся на миг серебристой дымкой ладонью, и тот тут же снова отвернулся, потом почесал в затылке и стал неторопливо сматывать леску, поглядывая на сгущающиеся тучи.
– Да… Это очень похоже на результат разделения сущности, – Алекс в задумчивости пощипал сложенными в щепоть пальцами светлую щетину на подбородке.
На лице Дианы мелькнула растерянность.
– Никогда ни с чем подобным не сталкивалась…
– Это очень поганая штука, Искра… – некоторое время Алекс, словно бы в затруднении, молчал, рассматривая крошечные с этого расстояния фигурки коней с рыбьими хвостами и с плавниками вместо копыт, украшающие перила моста. Потом он вздохнул и заговорил снова. – Принцип заключается в том, что от человека отделяют волновой код его сознания. Телу оставляют остатки рассудка и делают из него химеру… а волновую матрицу потом используют, чтобы укрепить какие-нибудь нематериальные объекты. Или вообще пускают в расход.
– Вот это уж вряд ли, – Навид прищурил глаза от внезапно усилившегося, пахнущего морем ветра, долетающего с воды. – Это же почти бесконечный источник энергии…
– Но это ведь… гораздо хуже, чем смерть, – пробормотала Диана, нахмурившись.
– Хуже, – Навид бессознательно прикусил себе ладонь между большим и указательным пальцами. В его голосе послышалось отвращение. – Ритуал отречения, как его называют тули-па, – довольно грязная вещь. И довольно редко используемая, в основном из-за того, что там всё завязано на добровольности.
– Хочешь сказать, что кто-то должен был согласиться стать… монстром… по собственной воле? – неверяще переспросила Полина. – Кому это вообще могло прийти в голову?
– Откуда я знаю? – черноволосый раздражённо передернул плечами. – Значит, нашёлся какой-то идиот…
– Чтобы бессмертную душу заточили в камень? Или превратили в оружие? – Полина перевела взгляд на Алекса.
– Я не сильно люблю подобную терминологию, Пуля, ты же знаешь, – отмахнулся тот. – Мне не нравятся все эти… философские абстракции. Речь в данном случае идёт о голой физике, не более того. Но не мне же тебе объяснять, сколько в одном Питере существует объектов, обогащённых чьими-то матрицами? Взять вон хотя бы беднягу Аменхотепа…
Мужчина рассеянно кивнул на возвышающуюся над их головами фигуру египетского сфинкса с отбитой бородкой, между тяжёлых каменных лап которого нерешительно топтались три крупных снежно-белых чайки.
– Он, конечно, уже подуспокоился сейчас. Всё-таки почти три с половиной тысячи лет – не шутки, любая энергия, в конце концов, иссякает со временем… но тем не менее, когда он только прибыл на этот берег, здесь ещё ого-го как искрило, даже обычным людям было заметно. Я их тогда ещё консультировал, бедных… – Алекс усмехнулся. – Так что легенды никогда не возникают на пустом месте. И ещё много где в мире можно встретить подобное. Ничуть не реже, чем низших тули-па, которые охотятся за свежей кровью…
– Я это знала, да, – Полина потёрла друг о друга внезапно озябшие ладони.
Она вдруг вспомнила, как впервые надела на запястья тонкие серебристые браслеты из опрокинутой на пол резной шкатулки, валявшейся на полу в промёрзшей насквозь комнате огромной коммунальной квартиры. И как потом вдруг увидела сквозь заклеенное крест-накрест белыми бумажными полосками стекло покрытого изморозью окна стаи кошмарных многоногих мух и гигантских белых то ли змей, то ли червей, ползущих по заснеженному Невскому в поисках добычи, и как один из этих червей забрался на обледенелую стену противоположного дома за секунду до того, как дом обрушился от оглушительного, отшвырнувшего её на другой конец комнаты взрыва…
– Я всё это знала,