Алексей, – повторила Полина вслух. – Я просто никогда не думала, что жертва может предложить себя сама…

– Я же говорю, в прежние времена это случалось чаще, – сумрачно отозвался Алекс, массируя себе пальцами виски. – Тогда действительно нередко находились… так скажем, желающие собой пожертвовать. Ты же понимаешь, секты, тайные ложи, всякая там эзотерика, каббалистика и прочие заморочки. Люди вообще на подобное крайне падки, к сожалению…

– Сейчас не намного лучше. И секты тоже никуда не делись. – проворчал Навид. – Мало, что ли, водится психов на этой земле?

За спиной у Дианы послышались голоса, и залитое закатным светом помещение позади неё с развешанными по стенам географическими картами и стоящей в углу похожей на пляжный зонтик пальмой в большой кадушке стало наполняться людьми.

– Я должна идти, – сказала женщина, оглядываясь. – У нас вечерняя планёрка сейчас начнётся… Держите меня в курсе, хорошо? И знаете… Мне кажется, что эта тварь постоянно нападает вблизи кого-то из нас. Будьте осторожны, ладно?

– Ты же меня знаешь, Искорка… Я всегда осторожен. Не переживай… – на лице Дианы отчётливо проступило сомнение, и Алекс торопливо выключил планшет.

Солнце окончательно скрылось за густеющими облаками, и вокруг сразу сделалось ощутимо холодней. Порывы всё крепчающего, совсем уже не тёплого после аномальной жары последних недель ветра немилосердно трепали ещё не снятые после Дня Победы чёрно-оранжевые ленты, растянутые на высоких фонарях, и те натягивались в воздухе, словно корабельные паруса. Полина поёжилась и дёрнула вверх молнию на белой вельветовой куртке.

– А ведь Диана права, Алексей, – задумчиво сказала она. – Это всё не может быть случайностью…

– Мне кажется, он выслеживает нас, потому что… как бы это лучше сказать… в общем, он заряжается нашей энергией в бою, – Навид махнул рукой, собирая пальцы в щепоть, как делал всегда, когда пытался что-нибудь объяснить. – Когда я с ним дрался, я один раз использовал удавку… и мне показалось, что он сразу же после атаки попытался замкнуть её на себя…

– Я боюсь, что ты прав, – Алекс спрятал свёрнутый в трубочку планшет в бездонный карман жилетки и отряхнул джинсы. – Я тоже почувствовал слабый отток энергии во время той схватки. А это означает, что он с каждым разом становится всё сильнее. Если химеру превратили в гаки…

– Гаки? – Полина поймала его взгляд.

– Так называют существ, у которых больше нет осознанного разума, которые не ощущают ничего, кроме вечного голода. Этот голод никогда не заглушить, поэтому если гаки набирается достаточно сил, то идёт разрушать. Похоже, в ближайшее время нам всем следует ожидать… смотрите! – неожиданно оборвал себя Алекс, показывая на небо.

Там, высоко над золотящимся куполом Исаакиевского собора, над пришвартованным у противоположного берега белым круизным лайнером, огромным и длинным, высотой с шестиэтажный дом, в центре стягивающегося в тёмную тучу огромного облака медленно проступали очертания приближающейся к ним гигантской мосластой фигуры с уродливыми вывернутыми лапами и зубастой ощеренной пастью.

* * *

– Это ведь была… постыдная слабость, так, Правительница? – у Тима ещё ни разу не повернулся язык обратиться к донье Милис по имени, хоть она и позволила ему это тогда, в самом начале их знакомства. – Я должен был повести себя с ней совсем иначе… да?

Мальчик сидел на белом гладком полу, плитки которого были похожи на кусочки растрескавшегося льда, и перебирал пальцами осколки крупных фиолетовых прозрачных многогранников, разбросанных вокруг, рассеянно выкладывая из них какую-то затейливую фигуру.

Это был самый край Цитадели, и вместо одной из стен в темноте здесь вырисовывались очертания гигантского ледяного провала, в котором играли зеленоватые волны застывшей за невидимой преградой воды, напоминающей изогнутую стену из толстого зелёного стекла. Мерцание этих волн издали напоминало Тиму северное сияние; в воздухе словно пахло свежим снегом, и почему-то мальчику казалось, что вокруг сейчас должно быть очень холодно. «Как хорошо, – подумал он, – что тули-па не могут чувствовать…»

В глубоких скальных нишах и на потолке виднелись крупные кристаллы чёрного кварца со множеством сверкающих граней, изредка неожиданно вспыхивающих и отбрасывающих на стены яркие изумрудно-зелёные отблески. Кристаллы покрывала замысловатая, постоянно меняющаяся вязь сложного узора, состоящего из тысяч застывших ржаво-стальных волосков. Узор этот находился в непрерывном движении, но фигуры внутри него никогда не теряли идеальной симметрии. Тим уже знал, что всё это называлось «нитями» и было частью какого-то сложного механизма, позволяющего Правителям связываться с другими тули-па, находящимися вне Цитадели, но ещё ни разу не видел, как это происходит на самом деле.

– Будь разумен, Аспид, – донья Милис покачала головой и повернулась лицом к заполненной холодными переливающимися огнями пропасти. – Постыдная слабость – это жалеть, просить и прощать. Прощать своих врагов. Но если смертный не хочет быть тебе врагом – что ж… ты тули-па и только тебе решать, жить смертному или умереть, быть ли ему взятым под твоё покровительство…

– Под… покровительство? – растерянно переспросил мальчик.

– Тебе дано бесценное право быть одним из хозяев этого мира, малыш. Подумай, возможно ли хозяину вообще считаться таковым, если он искренне жаждет отомстить тому, кто находится в его власти, словно бы всё ещё равному? Ответить на удар, покарать или уничтожить лишнего – это нечто совершенно иное, не правда ли, маленький Аспид? А ты же совсем о другом рассказывал мне сейчас…

Донья Милис пригладила кончиками усеянных кольцами пальцев его волосы, и Аспид невольно прильнул на миг щекой к её ледяной ладони:

– Значит… я могу делать всё так, как захочу?

– Конечно, мой мальчик. Я ведь уже говорила тебе в самом начале. Никто и никогда не станет тебе этого запрещать, пока ты не забываешь о том, кому на самом деле принадлежит твоя душа.

Аспид провёл над сложенными в подобие гигантской снежинки осколками рукой, и они на миг полыхнули тусклым лиловатым пламенем, словно осветившись изнутри.

– А вот Вильф говорит, что душа – это только слово для чего-то в теле…

– Что ж, об этом бессмысленно спорить, – произнесла Правительница, снова отворачиваясь и распуская шнуровку снежно-белой длиннополой накидки с широким, вышитым серебристым бисером высоким воротом. – Это пока ещё всё очень… очень человеческие игры. Через пару сотен лет Вильфу с Тео тоже наскучит в них играть. Главное, помни, что Владетелю совершенно неважно, во что ты веришь, Аспид. Ему нужно лишь, чтобы ты твёрдо знал, на чьей ты стороне.

* * *

Над Петербургом бушевала гроза. Нет, даже не гроза – жуткий морской шторм, обрушившийся на город с неправдоподобной, ужасающей скоростью. Тёмно-сизое небо грохотало и поблёскивало, по асфальту хлестали толстые водяные плети. Воздух выл и взрыкивал, словно проголодавшийся пёс, пространство искажалось, выжимая из себя тугие