– Вот как ты считаешь, Тео, почему Правитель решил окончить всё именно там? А не в…

– Я подозреваю, что это что-то личное, Вильф, – отозвался тот. – Кто его разберёт… Знаешь, воин, среди смертных одно время ходила любопытная байка, очень забавная, – продолжил он, всё ещё с еле заметной улыбкой наблюдая за тем, как трое паучков внутри мутного красного кристалла кидаются друг на друга, а потом все вместе начинают торопливо рвать на части вжавшегося в хрустальную поверхность четвёртого, видимо, оказавшегося менее проворным. – Как-то раз один молодой перспективный юрист провёл со своей женой медовый месяц в городе Киото. А пятьдесят лет спустя он же, став к тому времени военным министром, вычеркнул город Киото из одного очень секретного списка, который ему подали на подпись, и заменил его на город Нагасаки…

– И вправду забавно… – Вильф забросил ногу на ногу, задумчиво покачивая в воздухе босой ступней. – Люблю такие истории. Тро-о-гательно… А ты действительно думаешь, что всё продлится недолго?

– Полагаю, что да. В любом случае, это будет очень красиво, – Тео мечтательно прищурился. – Ураган, а потом много-много огня, всё как ты любишь… Или, может быть, кровь ты всё-таки любишь немного больше? М-м?

Он сорвал с ползущего вдоль стены вьюнка, гематитово-чёрного, гибкого, как хлыст, и усыпанного поблёскивающими в сумерках длинными острыми иглами, узкий перистый лист и, не сводя глаз с Вильфа, медленно провёл кончиками пальцев по его тонкой режущей кромке.

В глазах рыжеволосого сверкнул едва различимый короткий рдяный отблеск; он резко взмахнул ладонью, и в следующую секунду в воздух взвилась стремительная, словно метательный нож, медная тень с острыми краями.

– Не дразни меня сейчас… – проговорил он глухо.

Тео привычно вскинул кисть, ловя широкое, блестящее как зеркало лезвие в сантиметре от своего лица.

– Почему нет? – подначил он, забавляясь. Потом поднял руку и неторопливо сжал лезвие в кулаке. Густая тёмная кровь просочилась сквозь его пальцы и закапала на пол; чёрный гладкий камень бесследно втягивал её в себя, словно песок – воду.

Вильф, будто загипнотизированный, развёл ладонями переплетения хищных пульсирующих побегов, поднялся и сделал несколько шагов вперёд, неотрывно следя за сбегающими вниз редкими багровыми каплями. Тео распрямил пальцы, и лезвие со звоном упало на пол. Улыбаясь, он поднёс к лицу Вильфа окровавленную пятерню, и тот, прижмурив ярко заалевшие глаза с удлиннившимся зрачком, жадно прошёлся по ней узким острым птичьим языком. В воздухе отчётливо запахло металлом, и пальцы Тео, тоже уже не вполне человеческие, начали медленно заостряться, меняя форму.

– …акеру? – он понизил чуть охрипший голос.

– Акеру… – еле слышно повторил Вильф, глядя ему в глаза и протягивая тыльную сторону раскрытой ладони под стальные кинжалы когтей. Тонкие огненные нити вспыхнули на запястьях обоих почти одновременно, когда их окутанные дымкой трансформации руки соприкоснулись, смешивая кровь. – Ты… Я бы столького не узнал, останься я человеком…

* * *

Высокий темнокожий парень в чёрных шортах и потрёпанной полосатой футболке рукавом вытер катящий со лба пот, с трудом вскинул на плечи гигантский сетчатый пластиковый таз, из которого ему на спину струйками стекала вода, и пошёл, оставляя за собой глубоко вдавленные следы, по широкой линии прибоя, где песок был мокрым и прохладным. Утренний улов был хорош, почти как и всегда – но, в конце концов, разве Канья Кумари, до храма которой отсюда было, в общем-то, рукой подать, не благословляет каждого, встречающего рассвет здесь, почти что на кромке трёх морей?

Влажная жара пока ещё не успела стать совсем уж невыносимой, но раскалённый солнечный диск, светящийся в бледно-голубом безоблачном небе, словно донышко начищенной до блеска эмалированной кастрюли, припекал макушку уже почти что в полную силу – не спасал даже плотно завязанный на голове хлопковый тюрбан. Долетающий с воды сырой океанский бриз, пахнущий йодом и подсыхающими на солнце водорослями, тоже не приносил практически никакого облегчения.

Он миновал вереницу выставленных в ряд пёстрых деревянных лодок; ещё одну длинную плоскодонку с побросанными в неё сетями как раз затаскивало на песчаный берег семеро рослых мужчин, а восьмой пятился впереди и подкладывал под её днище круглые толстые древесные ветки. Парень приветственно помахал им свободной рукой, свернул с пляжа, прошёл по куче сухих пальмовых листьев мимо стоящего во дворе соседского дома трактора с огромными колёсами и изогнутой, словно слоновий хобот, выхлопной трубой, а потом мимо двухэтажного, выкрашенного ядовито-розовой краской здания с высокой террасой, колонны которой были облицованы блестящим чёрным кафелем. Рядом с домом под деревянным, сплошь усыпанным жёлтыми плодами кешью резным навесом была припаркована видавшая виды исцарапанная моторикша, около которой топтались несколько кудахтающих куриц и одинокий павлин с облезлым хвостом; на перилах террасы сушились какие-то неопределённые тряпки и стоял маленький серый магнитофончик, из которого доносились переливы задорной танцевальной мелодии. Парень прошлёпал мокрыми пятками по запылённому переулку вдоль зарослей рододендрона, из-за которых раздавались пронзительные петушиные крики, разминулся с девушкой в резиновых шлёпанцах, длинной синей тунике поверх просторных шаровар и с множеством блестящих браслетов на тонких запястьях, несущей на голове плоскую плетёную корзину, – и вышел на засыпанную рыжим песком площадь, по краям которой под растянутыми на тонких шестах тентами стояли четырёхколесные тележки с волнистыми крышами, увешанные разноцветными шёлковыми сари, фитильными лампами, пакетами с сушёными фруктами и чаем, бутылочками с эфирными маслами и множеством ещё чего-то пёстрого. Около тележек стоял густой аромат специй, пряностей и смеси разнообразных благовоний.

С трудом придерживая сделавшуюся будто ещё более тяжёлой пластиковую корзину двумя руками, парень подошёл к вытянутому строению под открытым бетонным навесом, за которым в отдалении виднелся стрельчатый купол городской базилики Пресвятой Девы. Перед строением играло в догонялки с десяток босоногих ребятишек лет пяти, а внутри, как обычно, оживлённо толпился народ. Прямо на мокрый пол были кучами вывалены серебристо-розовые туши электрических скатов, длинных угрей и лангустов; в составленных друг на друга пластмассовых решётчатых ящиках громоздились груды пересыпанной льдом форели, мелких кальмаров и разнообразных морских гребешков. В жарком воздухе, душном и влажном, висел тяжёлый запах сырой рыбы. До полудня, когда температура поднимется до сорока, дышать здесь сделается совершенно уже невозможно и рынок закроется до вечера, оставалась ещё уйма времени, и торговля шла полным ходом; со всех сторон слышались азартные выкрики, гул многочисленных голосов и звонкий раскатистый смех.

Парень переступил через гору слабо шевелящих жабрами пятнистых тунцов и с облегчением опрокинул свою ношу, вываливая на землю груду крупных, в полторы ладони длиной каждая, пучеглазых креветок. Одна из креветок тут же задёргалась и прыгнула ему