Видя Габриеля улыбающимся и разговаривающим с молчаливой девочкой, Джулия вспомнила слова Тэмми. Жена Скотта была права: у хорошего мужчины дети проявляют его лучшие стороны.

Джулии отчаянно захотелось подарить Габриелю такую возможность.

Но не завтра.

* * *

В конце их такого длинного и наполненного событиями дня супруги Эмерсон уселись на террасе своего любимого номера в отеле «Гэллери хотел арт». Терраса и сам номер были памятны для них. В этом номере Джулия подарила Габриелю свою девственность. Сюда же он вернулся потом, когда испугался, что привычки прошлого снова могут затянуть его в трясину.

Габриель лежал на диванчике, заложив руки за голову, и смотрел на звездное небо. Джулия сидела рядом со стаканом «Сан-Пеллегрино».

– Ты могла бы и вина выпить.

– Мне достаточно минеральный воды, мистер Супермен.

Габриель скривил губы:

– Интересный разговор. Знаешь, меня в жизни называли по-разному. Но еще никто не называл Суперменом.

Пальцы Джулии скользнули по его руке.

– Просто никому не хватило смелости это сделать. Знаешь, какая мысль пришла мне в голову? Я бы не возражала, если бы днем ты был обаятельным, но слегка занудным профессором, а ночью превращался бы в Стального Человека.

– Что такого я сказал, чтобы называть меня занудой? – Габриель поймал ее руку и притянул Джулию к себе. Боясь расплескать воду, она поставила стакан на пол. – А кое-что из репертуара Стального Человека я могу показать тебе этой же ночью, – добавил он, прижимаясь носом к ее носу.

– Ловлю тебя на слове, – прошептала Джулия.

– Раньше мне и в голову не приходило сравнить тебя с Лоис Лейн. Но сходство есть, причем впечатляющее.

Джулия закатила глаза к небу:

– Я столько лет думала, что ты любишь Беатриче, а оказывается, ты любил Лоис Лейн. Придется мне сменить жанр.

– Ни в коем случае. Но маленькая ролевая игра может быть очень интересной. Вы не находите, мисс Лейн?

– Дождемся Хеллоуина, тогда и нарядимся соответствующим образом.

Габриель коснулся ее подбородка:

– Нам незачем ждать Хеллоуина.

Сказано это было таким тоном, что Джулию пробрала дрожь.

– Что ж, горю нетерпением. Кстати, тебе понравился сегодняшний праздник?

– Очень. – Габриель разжал руки и снова стал глядеть на звезды.

Джулия вздохнула, взяла стакан и сделала несколько глотков, обдумывая, как повернуть разговор в нужное русло.

– Сегодня что-то произошло, правда?

– Да, – согласился Габриель.

Джулия ждала его дальнейших слов, но он молчал. Она поставила недопитый стакан на стол.

– Ты хочешь поговорить об этом? – спросила она.

Габриель покачал головой. Джулия сникла:

– Список тем, которые ты не хочешь со мной обсуждать, становится все длиннее.

– Я молчу не из желания сделать тебе больно.

– А получается, что делаешь, – вздохнула она, не в силах сдержать отчаяние. – Как я могу быть твоей половинкой, если ты избегаешь разговоров со мной?

– Джулианна, я обязательно поговорю с тобой. Обещаю, я не предприму никаких шагов без предварительного обсуждения с тобой. Мне просто нужно… кое в чем разобраться самому.

– А почему мы не можем разбираться вместе? Я хорошая слушательница. Я смогу тебе помочь.

– Ты хорошая слушательница. Самая лучшая. Но иногда мужчине бывает нужно что-то сделать в одиночку.

– Не является ли это мужской дипломатией? Вежливым аналогом фразы: «Не забивай свою хорошенькую головку, дорогая»?

– Мужской дипломатией? – Габриель усмехнулся, поцеловав ей руку. – Я просто восхищаюсь тобой.

Джулия отодвинулась и села, скрестив руки на груди:

– Габриель, сейчас не самый удачный момент для всех этих покровительственных штучек.

Габриель перевернулся на бок, затем поцеловал морщинку между бровями Джулии:

– В моих словах нет ничего покровительственного. Я действительно восхищаюсь тобой. – Он помолчал. Взгляд его стал серьезнее и пристальнее. – Тебе необходимо стать матерью. Я любовался тобой, глядя, как ты общаешься с детьми. Все это было так естественно.

– Сегодня был особый день. Твои пони стали хитом праздника.

– Ты, как всегда, оказалась права.

– Тогда почему ты такой грустный?

– Мне невыносимо, что праздник закончился, а дети остались в стенах приюта.

Боль была в его глазах. Боль пронизывала его голос.

Наверное, это состояние охватило его еще в приюте, но там он умело прятал свою печаль.

– Работники приюта любят детей и прекрасно к ним относятся. Дети сыты, ухожены и защищены от многих превратностей жизни.

– И все равно приют остается приютом.

– Да. – Джулия отвела волосы с его лба, потом стала гладить по голове, пытаясь успокоить.

– А я знаю, что́ на душе у этих детей, – продолжал Габриель. – После смерти матери я несколько месяцев находился в подвешенном состоянии. Не знал, где окажусь. Я мог остаться в приюте или попасть в какую-нибудь приемную семью. Меня могли отправить в Нью-Йорк, к родственникам матери. Это был сущий ад. Даже потом я каждый день ждал, что Грейс и Ричард скажут: «Хватит! Мы устали от тебя. Собирай вещи».

– Они бы никогда такого не сказали и не вернули бы тебя в приют.

– Но я-то об этом не знал. Я рассуждал с позиции своих девяти лет. С позиции своего горького опыта. Родной отец от меня отказался. Родственникам матери я тоже был не нужен. Они без колебаний оставили меня в приюте. Если от меня открещивались близкие родственники, как я мог верить, что нужен чужим людям? Конечно, я не отличался ангельским характером. И все равно… Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я не хочу иметь ничего общего с родственниками моих биологических родителей?

– Грейс и Ричард умели разглядеть суть. Для них ты был подарком судьбы. Они с самого начала привязались к тебе.

– Сегодня я как раз думал: а если бы они не взяли меня? Что было бы со мной?

– Зачем думать о том, чего не случилось? У тебя есть семья, которая тебя любит. У тебя есть я.

– Джулианна, ты для меня – все.

Красота простых его слов затронула ей сердце. Джулия наклонилась и поцеловала Габриеля, всем своим видом показывая, как много для нее значат его слова.

– А ведь мы тоже могли бы взять ребенка, – вдруг сказал Габриель, задерживая ее руку.

– Я думала, ты вначале захочешь, чтобы у нас родился свой ребенок. – (Он отвел глаза.) – Что-то изменилось? – допытывалась Джулия, не до конца понимая язык его тела.