Я убрала фотографии в жестяную коробку и поставила ее на место.

Поскольку никакой еды в доме не обнаружилось, решено было разделиться: кто-то остается с Терри, а кто-то отправляется в большой мир на поиски пищи и заодно притащит в дом банки с деньгами и с прахом Мэй Линн. Других вариантов не предвиделось: Терри еще не настолько очухался, чтобы класть его в лодку и плыть дальше по течению, в Глейдуотер.

Нам требовался план, и мы его составили. Не такой план, какой приводят в стратегических учебниках для военных, но вполне ничего себе план, и состоял он в следующем: мы с Джинкс берем пистолет и отправляемся за водой, едой — какую уж найдем — и за банками с деньгами и прахом. Мама остается с Терри, для самозащиты у нее обрез. Но для начала мы возьмем заступ и закопаем старуху и отрезанную руку Терри. От одной мысли о мертвом теле и мертвой руке в кладовке, не говоря уж об их запахе, нас слегка подташнивало и хотелось поскорее от них избавиться.

План как план, Роберт Ли[3]и не такие составлял перед завтраком, но другого у нас не имелось.

Маму мы заставили — как она ни спорила — запереться изнутри. Джинкс несла пистолет, на этот раз заряженный настоящими пулями, и мы с ней прежде всего наведались на задний двор и, как и говорила старуха, нашли там подсунутую под дом лопату. В стороне от колодца мы выбрали участок, где земля была помягче, и стали копать поочередно — одна копает, другая держит наготове пистолет. Чтобы выкопать могилу достаточной длины и ширины, понадобилось два часа. Покончив с этим, мы вернулись к дому и покричали маме, чтобы впустила нас. Мы с Джинкс выволокли старуху из кладовки и понесли ее во двор, а маме снова наказали запереться изнутри. Джинкс пристроила пистолет поверх свернутого в рулон половика, мы взялись за голову и за ноги и кое-как дотащили труп в половике до ямы и там уложили ее. Джинкс забрала пистолет, мы подхватили старуху и сбросили ее в могилу. Врать не стану: сбросили мы ее без особых нежностей и не церемонились, тут же принялись забрасывать ее грязью, поглядывая при этом по сторонам, не подбирается ли к нам Скунс. Скунс не появился, и, как только мы засыпали яму, Джинкс взяла заступ и хорошенько прибила насыпь, сровняла ее с землей.

— Надо бы что-то сказать? — предложила я.

— Типа «хорошо, что ты подохла, старая ведьма»?

— А нельзя найти доброе слово? Типа «спасибо, что спасла Терри жизнь, отрезав ему руку».

— Ну вот ты его и сказала, — заметила Джинкс.

Мы вернулись в дом, прихватили коробку с пилой, куда всунули руку Терри, отнесли ящичек на поляну возле леса и там закопали.

Следующий маршрут — к реке, забрать банки из-под сала и поискать еды. Никаких признаков присутствия Скунса я так и не заметила, но у меня появилось такое неприятное чувство, какое бывает, когда за тобой кто-то исподтишка наблюдает. Пока мы рыли могилы для старухи и для руки, я ничего такого не чувствовала, но теперь это ощущение сделалось сильным, как щелочное мыло. Может, то был Скунс, или птички за нами наблюдали, или фантазия разыгралась, но, так или иначе, кожа у меня на шее, пониже затылка, зашевелилась, поползла змеей.

Спустившись к реке, мы наткнулись на здоровенные, свежайшие отпечатки башмаков в грязи у воды, а у лодки, которую мы оставили под деревом, было прорублено топором дно. При виде этого у меня и волосы на затылке встали дыбом, ощетинившись, точно дикобраз, я принялась озираться по сторонам, и Джинкс тоже завертелась с этим здоровенным пистолетом в руках, но ни одна из нас ничего не увидела. На этом месте все еще слегка пованивало, но, может быть, это мне тоже примерещилось.

Джинкс караулила, а я наведалась к банкам, спрятанным в зарослях ежевики. Банки оказались обе на месте. Я схватила их, и мы замерли, думая, что дальше-то делать.

— Он испортил лодку, чтобы мы не сбежали от него, — сказала Джинкс.

— Не обязательно плыть по реке, — заметила я.

— Не обязательно, — кивнула Джинкс, — но на реке ему труднее было нас догнать, а чем идти пешком через лес, мы с тем же успехом можем прямо сейчас отрубить себе руки и перерезать горло.

— Выбора все равно нет.

— Пока что у нас есть хижина, это уже что-то, — сказала Джинкс.

— Там нет еды, — напомнила я.

— Насчет этого мы позаботимся.

Хватило же нам ума отправиться на поиски пищи, не взяв с собой никакой тары! В итоге мы решили вернуться в дом, оставить банки там и прихватить с собой какой-нибудь мешок, чтобы складывать в него припасы, если мы их найдем.

На обратном пути ощущение, будто кто-то за нами наблюдает, становилось сильнее и сильнее. Мне даже слышалось какое-то движение справа от нас. Джинкс тоже это заметила и направила в ту сторону пистолет, но там не было ничего, кроме колючего терна, и какой же удивительный это был терн — местами в нем оставались прорехи, но вообще такого разросшегося, такого путаного и переплетенного терновника я никогда не видала, а в вышину он превосходил высокого мужчину. Извиваясь, петляя и кружа, терновник тянулся от того места, где мы с Джинкс остановились, в чащу леса до самой реки.

Эта заросль из терновника, ежевики и плюща росла тут, должно быть, с тех самых пор, как существовал сам лес. Там, где мы стояли, заросль слегка прорежалась, но дальше она становилась только шире, плотнее и темнее. Лоза была толщиной с мой большой палец, шипы на терновнике — острые, опасные, будто на колючей проволоке, срослись так тесно, что мне припомнились сети-ловушки, с одного конца редкие, с другого — частые. Сквозь широкие отверстия рыба заплывает в ловушку, а потом ей ума не хватает развернуться и тем же путем выбраться на волю.

Мы вернулись к дому, мама снова отперла нам, и мы поставили банки на пол у очага. Про следы и сломанную лодку мы маме рассказывать не стали. Она и так ужас как боялась отпускать нас, а еду еще предстояло добыть.

И вот мы опять в лесу, Джинкс тащит пистолет, я — мешок и заступ. Мы держались опушки, разыскали дикий лук и свежие одуванчики. Мы даже корни сассафраса нарыли, чтобы заваривать из них чай. Мясо пришлось бы кстати, но, чтобы добыть мяса, пришлось бы кого-то подстрелить, а мы с Джинкс обе такие стрелки, что вряд ли сумели бы прикончить пулей существо, которое не смогли бы забить насмерть рукоятью пистолета.

Наконец собрались мы с духом и пошли к реке, туда, где видели ягодные кусты. Мы набрали сколько-то ягод и побросали их в мешок — жаль только, они перемешались с тем, что уже было в мешке. Джинкс отыскала дохлую рыбину рядом с довольно крупным полешком. Она поднесла рыбу к носу и понюхала.

— Не так уж давно она мертва, — заявила Джинкс. — Хороший окунек.

— Отчего она умерла?

— Записки не оставила. Думаю, сдохла, да и все тут.

Она передала рыбу мне, и я засунула ее в мешок.