— Для уборки в доме, работы в саду и прочего в этом роде, — ответил Патрик тоном терпеливого мужчины.

— Ладно, но зачем целая коробка?

Элен провела пальцем по слою пыли, покрывавшему картон. У нее было ощущение, что эта коробка много лет простояла забытая где-нибудь в гараже. И эти джинсы никогда не пойдут в дело, но при этом Патрик никогда и не выбросит их. Элен чихнула.

— Будь здорова, — сказал Патрик. — Ну так вот, я говорю… это последнее воскресенье месяца.

Элен посмотрела на следующую коробку. На ней было написано «Старые рубашки». Элен ощутила влажный, затхлый запах. Она даже увидела пушистую зеленую плесень, уже нараставшую на картоне сбоку.

Патрик оказался собирателем барахла. Этого она о нем не знала. А ведь его дом выглядел безупречно! Даже очень аккуратным и организованным. А все эти коробки прятались за дверцами шкафов и складывались штабелями до самого потолка в гараже.

В носу у Элен защекотало, она снова чихнула.

— И сколько, по-твоему, осталось еще коробок, которые ты собираешься привезти сюда? — спросила она, стараясь говорить так, словно проявляет вежливое любопытство.

— Да я еще только-только начал, — бодро ответил Патрик. — Мы ведь жили в том доме больше двадцати лет. Много чего набралось. — (Элен почувствовала, что близка к истерике.) — А что такое? Тебе это мешает? Но ты же понимаешь, это лишь временно. Я ведь не собираюсь превращать твою прихожую в постоянное хранилище, если ты об этом. — Патрик обнял ее за талию.

— Но ты вполне мог бы прямо из дома большую часть всего этого… барахла отвезти сразу на свалку. — Элен сделала легкое движение, ускользая от руки Патрика. — Ты никогда бы и не заметил, что все это исчезло.

Она узнала этот прохладный, четкий голос. Это был голос ее матери. Совсем недавно Джулия сообщила ей, что чаще и чаще замечает, как начинает говорить в стиле собственной матушки, а Элен тогда ответила: «Ну уж мне-то это не грозит».

Анна яростно ненавидела всякое барахло. Она всегда произносила это слово так, будто оно являлось самым чудовищным богохульством. Когда Элен была еще малышкой, ее вещи постоянно исчезали. «Ты до этого уже несколько недель не дотрагивалась», — обычно говорила ей мать, когда Элен обнаруживала, что какая-то из ее игрушек или что-то из одежды уже было пожертвовано бедным.

Элен испытывала нешуточную зависть, когда видела у подруг и фотографии в рамках на битком набитых книжных полках, и магниты-клубнички, которые удерживали на холодильниках школьные грамоты и разноцветные детские рисунки, и прочие фрагменты мозаики семейной жизни.

Ее дом, а как следствие и ее жизнь, в сравнении со всем этим выглядели стерильными. Элен приравнивала беспорядок к любви и теплу, для нее он был символом тех нежных, хлопотливых, пухлых мам, которые рассеянно предлагали ей сэндвичи с арахисовым маслом, прежде чем чуть ли не бегом вернуться к плите или стирке.

В тех редких случаях, когда к Элен приходили подруги, а Анна в это время не была на работе, она проявляла уж слишком много внимания, изучая девочек фиолетовыми глазами, предлагая им сок лайма — где вы видели ребенка, который стал бы пить лаймовый сок? — и выясняя, что они думают о разных событиях. А у них, само собой, никакого мнения не было. Только, пожалуй, Джулия оказывалась исключением: она вообще считала мать Элен чем-то особо выдающимся. В завершение Анна выдавала саркастические шутки, которых девочки просто не понимали.

Элен просто поверить не могла, что только что произнесла слово «барахло» в том самом смысле, в каком его использовала ее мать, и с такой же интонацией; это продемонстрировало ей, как ее детский опыт отпечатался в ее подсознании. Когда у нее будет время, ей следует весьма серьезно поработать над этим и докопаться до своих собственных истинных чувств по этому вопросу, или же однажды она внезапно обнаружит, что предлагает друзьям своего ребенка лаймовый сок!

— Точно, тебя это действительно раздражает, — сказал Патрик. — Послушай, я обещаю, к выходным все это исчезнет!

Он выглядел таким милым и виноватым, что Элен охватила жаркая волна любви к нему, а ее собственные глаза наполнились слезами. Гормоны беременности! Было просто изумительно наблюдать за тем, как они воздействуют на ее эмоции.

— Ничего, все в порядке, незачем спешить, я сказала глупость. — Элен быстро сморгнула и пошла дальше по коридору, не глядя на коробки. — Так что ты говорил насчет воскресенья?

Они вошли в кухню, и Патрик тут же включил электрический чайник. Он всегда его включал в тот же момент, когда они входили в кухню, на тот случай, если им вдруг захочется выпить по чашечке чая. В этом было нечто старомодное и ритуальное, и это напомнило Элен о ком-то… О ком? Конечно же, это был ее дедушка. Ее милый дедушка, готовящий чай для бабули.

Да, она обожала Патрика. Слава богу! Элен знала, что это весьма неразумно, но ее мгновенно охватывал панический страх, стоило ей испытать хотя бы мимолетное раздражение из-за него. Они вместе сотворили ребенка. Нужно быть начеку: любую трещину в их отношениях следует немедленно залатать. Это жизненно необходимо. Малыш, ее малыш, должен расти с мамой и папой.

— Так что ты говорил о воскресенье? — повторила она, когда Патрик поставил перед ней чашку с чаем.

В это воскресенье она должна впервые встретиться со своим отцом. Едва эта мысль возвращалась, как у Элен все сжималось внутри. Невозможно притвориться, что ее это ничуть не волнует или что она совершенно не нервничает. Ее тело напоминало ей о встрече каждый раз, когда она о ней думала.

— Это последнее воскресенье месяца. — Патрик отвернулся к холодильнику. — У нас остались еще лепешки? — Он говорил, стоя к Элен спиной и копаясь на полках. — О, хорошо, вот они. Ну, вот я и подумал, может, тебе захочется поехать с нами… Из непросеянной муки? Зачем портить хорошие лепешки, готовя их из грубой муки?

— Да о чем ты говоришь? — спросила Элен. Патрик явно собирался съесть сейчас все лепешки, так что на завтрашнее утро для нее ничего бы не осталось. И к тому же он говорил нечто непонятное. — Почему ты постоянно повторяешь «последнее воскресенье месяца», как будто это должно что-то значить для меня?

Патрик, запихивая в ее тостер две оставшиеся лепешки, удивленно посмотрел на нее:

— Но ты же знаешь… В последнее воскресенье каждого месяца мы с Джеком всегда навещаем родителей Колин, обедаем у них. Они живут в горах.

— Ты продолжаешь навещать родителей Колин? — растерянно произнесла Элен. — Каждый месяц?

— Они ведь бабушка и дедушка Джека, — ответил Патрик. — А по дороге мы всегда останавливаемся, чтобы побывать на могиле Колин.

— Ты никогда прежде ничего не говорил мне об этом, — сказала Элен. Она почувствовала, как ускоряется ритм ее сердца. Не очень сильно. — Никогда.

— Извини. Мне казалось, что говорил, — пробормотал Патрик. — Ну, как бы то ни было, не важно…

— Ты никогда вообще об этом не упоминал, — повторила Элен.