все так увлечены боем, что никто не смотрит в мою сторону. Даже бармены с официантами смотрят только туда, поэтому наконец решаюсь пройти. Слева вход на кухню, справа две непонятные двери, быстро пробегаю по коридору и тут же берусь за ручку двери, над которой написано «выход». Выход на улицу, передо мной действительно оказывается полупустая парковка и ни одной души вокруг.

Слава богу, выдыхаю мысленно, даже не веря, что всё так оказалось легко.

Я уже начинаю выходить, доставая впопыхах телефон, чтобы вызвать такси, как вдруг до меня доносится крик.

Нет, это — женский пронзительный визг. И не один. И все они доносятся из клуба.

Глава 35. Лина

Дверь закрыта.

Дёргаю на себя за ручку и не сразу понимаю, что с этой стороны она не крутится. Под ней замочная скважина, а чуть выше уровня глаз надпись «служебный вход». Вот же…

Стискиваю губы и пытаюсь перевести дыхание. В ушах стучит пульс, волнение зашкаливает, оглядываюсь по сторонам, но кроме ночи и нескольких машин вокруг ничего нет. Там что-то произошло, визг девушки был такой пронзительный, что у меня сердце громыхнуло о рёбра точно кувалдой о металичский диск. На мгновение от испуга я замерла, а когда повернулась, дверь уже притянул доводчик.

Короткое “щёлк”, а дальше ничего. Титановая стена.

Тихо ругаюсь себе под нос и со всей силы бью об неё ребром ладони, но уже через мгновение ругаюсь в полный голос, понимая, как глупо тягаться с железом. Сжимаю ткань клатча в руке и, украдкой озираясь, быстро семеню вдоль серый стены клуба. Здесь жутко и слишком тихо, но стоит мне повернуть, как до меня тут же начинают доносится звуки. Сначала пара голосов, затем уже больше, а стоит свернуть к главному входу, так и вовсе попадаю в взбудораженную толпу. Люди быстро покидают клуб, суетятся, толкаются, что меж них голова начинает кружится. Что-то обсуждают, но так эмоционально и громко, что не разобрать и слова. Одни рваные звуки и сплошной массовый гул.

От потока тел меня шатает в разные стороны, пытаюсь протиснуться к входу, но с каждым мгновением это становится всё сложнее. У меня сердце не на месте, как будто струну от него кто-то тянет вниз. Даже не пытаюсь предположить, что там могло произойти и насколько опасно рваться туда, просто знаю, что мне это необходимо. Вздохнуть нормально не могу. А толпа всё толкается, перед глазами одни плечи и смазанные лица, входа вообще не вижу. И ни в одну сторону не пропихнуться. Разве что поддаться течению, и то страшно, ноги от штурмующего тело адреналина совсем ватными ощущаются, не уверена, что устою.

Пячусь назад, сдаваясь и пытаясь повернуться обратно, как на моей талии сжимаются руки. Так неожиданно и из ниоткуда, что сердце обрывается вниз, а сама я визжу, лишь через какое-то мгновение осознавая, что моя спина прижата к твёрдой, горячей груди.

И руки… те самые, что мозг умеют выключать также резво, как и включать. Такой свойской хваткой меня ещё не держал никто.

У меня в груди какой-то беспорядок начинает твориться: сердце то ускоряется, то спотыкается. И эмоции так распирают.

Это Егор.

Он тянет меня в сторону, немного резко, бесцеремонно, и хоть только сзади находится, а ощущение всё равно такое, что от всего мира собой закрывает. Пока не выводит к углу, где толпа частично рассеивается. Не жду, когда развернёт, сама кручусь в кольце его рук, что так и не ослабляют захват. Напротив, ещё плотнее к себе прижимают. Встревоженные глаза встречают мой взгляд и впаиваются прямо в него. Лицо осматривают, но даже не найдя ничего критичного, всё равно не сменяются спокойствием. А вот я — да. Безумное и необъяснимое чувство страха канет куда-то в пропасть. Не знаю, что там произошло, да и уже знать не хочу. Егор ведь здесь.

— Порядок? — спрашивает он.

Но будто просто для галочки, а сам рассматривать меня продолжает. Вкрадчиво так, будто точно знает, что ответ мой будет «нет».

Я же противореча киваю. Хотя нутро прям вопит «нет». И это уже никак не относится к происходящему вокруг. Только к нам.

К тому, что происходит между нами последние дни. Тут и разум, как будто от хмеля первичных эмоций радости, что с ним всё в порядке, отходит, навязывая отойти от него. Но само тело не двигается, позволяя Егору продолжать не просто держать меня, но и закрывать от творящегося вокруг безумия.

Я ведь могу хоть минуту побыть неразумной?

Егор ответно кивает, как бы принимая мой ответ да, но и он продолжает выглядеть так, будто ничерта здесь нормального нет.

— Идём?

Он не ждёт, пока приду в себя, подталкивает вперёд, на ходу разворачивая и перехватывая за талию одной рукой, ведёт обратно за клуб. Идёт в спешке и торопит меня, постоянно оглядываясь по сторонам. А я просто иду. Не знаю, что уже правит мной: желание сбежать отсюда или желание идти с ним.

Не хочу думать.

Не могу.

Чувствую себя сосудом опустошённым, устала — это не то слово, что может описать моё состояние. Вдребезги — самое то.

Домой хочу, в свою комнату, и как бы сейчас это противоречиво ни звучало, за стальные спины Каймановых. Это ощущение, оказывается, ни с чем несравнимо.

Егор открывает пультом машину, затем мне дверь и ждёт, пока сяду, будто точно знает, что мне это сейчас необходимо. Затем обходит перед капотом и забирается в салон сам. Даже не ждёт и секунды, заводит мотор и газует. Едем в полнейшей тишине, оба смотрим только перед собой. Егор даже особо не двигается, руль держит левой рукой, вторую оставляя на коленях. Машину ведёт на редкость спокойно.

А вот напряжение между нами, противореча спокойствию наших видов, неумолимо растёт. Кожу покалывает и опаляет, будто языками пламени прикусывает. Воздух сгущает, дыхание учащает. Но мы всё молчим.

Впервые сдаюсь и руками талию обхватываю, ладонями проходясь по гладкой поверхности куртки, но тут…

Не сразу соображаю, что во что-то вляпываюсь пальцами. Влажное, вязкое… Хмурюсь, поднося пальцы ближе, чтобы разглядеть, и…

Твою ж мать!

— Егор?.. — у меня дыхание спёрло.

Тяжело сглатываю, но всё встаёт где-то на уровне горла. Впиваюсь в Егора недоуменным взглядом, но он в ответ не оборачивается, лишь на скуле проступает желвака. Он знает, что я смотрю, и намеренно меня игнорирует, что только подтверждает мои догадки. Сама я точно не ранилась, а значит эта кровь принадлежит ему.

— Егор, — вновь