– Материалы при вас? – поторопил ее светлоглазый гость, а гигант нетерпеливо встряхнул саквояж, расправляя его складки.

– Да. Подождите минутку, я возьму вещи.

– Скорее, ради бога! Неужели вас не предупредили? Берите только самое необходимое.

– Торопливость губительна, – холодно усмехнулась Марта, направляясь в смежную комнату. Звякнули какие-то склянки; скрипнула дверца платяного шкафа, зашуршала одежда.

Кривцов сердито засопел – копается, черт бы ее побрал! Наверное, жила здесь под видом модной певички или дамы полусвета? Вон какая она ухоженная, статная. И молодая, – лет двадцать пять, не больше, – а у таких обычно полно дури в голове и серьезные дела все еще воспринимаются как увлекательные, захватывающие дух игры, щекочущие нервы и придающие остроту рутинным будням. Неужели никак не может решиться расстаться с тряпками и побрякушками, флакончиками и зеркалами? Сейчас надо исчезать отсюда, как призракам, а она заставляет терять драгоценное время. Или не понимает, что если их сцапают, то непременно затянут на шее веревку. А тогда ни тряпки, ни зеркала больше не понадобятся? Или надеется обольщать тюремщиков и дьяволов в аду?

Марта вышла из смежной комнаты в маленькой темной шляпке с вуалеткой, держа в руках небольшой дорожный чемоданчик.

– Я готова.

Кривцов выхватил из ее рук чемоданчик, кинул его в бездонный саквояж Гонзы и не терпящим возражений тоном приказал:

– Полезайте! Живей!

– Куда? – Женщина недоуменно подняла тонкие брови.

В другое время и в иной обстановке фотограф наверняка обратил бы на нее внимание и не исключено что на него подействовали бы ее чары, заворожил голос, заставив легко кружиться голову и учащенно биться сердце в предчувствии возможного флирта. Но это в другое время и в иной обстановке, а не сейчас, когда счет шел на секунды и даже невозмутимый Гонза от нетерпения притоптывал огромными башмаками. Сейчас Владимир испытывал только злость и раздражение от ее непонятливости.

– Туда, – он подтолкнул ее к широко разинутой пасти гигантского саквояжа. – Ну, смелее!

– Но я там не помещусь, – она сделала еще одну робкую попытку воспротивиться натиску Кривцова. – Я задохнусь.

– Здесь есть клапан, – прогудел Гонза.

– Придется потерпеть, ничего, сложитесь пополам, – заставляя ее встать ногами в саквояж, приговаривал фотограф. – Нельзя, чтобы вас кто-нибудь увидел. Садитесь, а теперь обнимите колени руками и пригните голову. Да ниже, ниже!

Не вытерпев, он сильно нажал на ее плечи, не обращая внимания на сдавленные вскрики женщины и при помощи циркача закрыл замки саквояжа.

– Поднимешь? – выглянув в прихожую, спросил Кривцов у Гонзы.

Атлет взялся за ручку и приподнял саквояж, оторвав его от пола. Встряхнул и оттуда снова раздался глухой, сдавленный вскрик.

– Замрите! Ни звука! – зло прошипел фотограф и кинулся по комнатам, заглядывая во все закоулки квартиры.

– Никого, – вернувшись, сообщил он циркачу. – Выносим. Я впереди.

В прихожей Владимир осторожно приоткрыл дверь и выглянул: на лестничной площадке пусто и тихо. Выпустив Гонзу с его драгоценной ношей, он отпустил предохранитель замка и захлопнул дверь. Все, теперь только вперед!

Полицейский шпик все так же безучастно сидел в углу. Мимоходом бросив на него взгляд, Кривцов понял, что тот еще очень не скоро придет в себя. Что же, тем лучше. Теперь быстрее наверх, к спасительному чердаку!

Сзади, чуть покряхтывая под тяжестью неудобной ноши, торопился Гонза. Марта в саквояже молчала. Может быть, она лишилась чувств?

– Тише ты, не топай, – распахнув дверь чердака, предупредил циркача Владимир. – Донесешь?

Гигант только досадливо дернул головой и на цыпочках почти побежал по мосткам, брошенным на балки перекрытий. А Кривцов уже вставил отмычку в замок, запирая его. Так, вперед, скорее вперед!

Наконец они очутились на лестничной площадке подъезда соседнего дома.

Вниз, быстрее вниз. Гонза перебросил саквояж из одной руки в другую, шея у него взмокла от напряжения. Приостановившись, он поставил ношу на плечо.

– Осторожнее, – одернул его Владимир.

Через несколько минут они уже были во дворе. Гонза снова взял саквояж в руку и, стараясь идти нормальным шагом, направился через тоннель подворотни к ожидавшей их на улице коляске. Кривцов прикрывал его сзади.

Сидевший на козлах Франта уже ерзал от нетерпения, разбирая вожжи. Увидев силача и фотографа, он сразу повеселел и тронул с места, подгоняя экипаж ближе к подворотне.

Атлет аккуратно поставил огромный саквояж на пол коляски, опустился на сиденье, снял шляпу и начал обмахиваться ей, как веером.

– Нервное дельце, – шепнул он устроившемуся рядом Кривцову. – Так и ждешь, что зацапают.

– Гони! – вытерев платком взмокший от напряжения лоб, приказал Владимир, и Франтишек хлестнул кобылу кнутом…

* * *

Когда они подъехали к причалам, уже зажглись фонари. Их свет отражался в черной, подернутой легкой рябью воде Дуная, слегка покачивавшей баржу «Белая роза». Шкипер стоял в рубке, попыхивая трубкой. Узнав Кривцова, он помахал ему рукой, показывая, что можно подняться на борт.

Гонза отнес саквояж в каюту на корме. Войдя следом за ним, Владимир первым делом зажег керосиновую лампу и, попросив атлета посветить, открыл замки.

Mapта была без чувств. Смятая шляпка свалилась с головы, мокрые от пота волосы прилипли ко лбу, лицо бледное, глаза закрыты.

– Не задохнулась? – встревоженно прогудел циркач.

С его помощью Кривцов вытащил женщину из кожаного мешка и положил на узкую жесткую койку. Оглядевшись, заметил на привинченном к переборке столике кувшин с водой и брызнул ей на лицо. Слегка похлопал по щекам, приводя в чувство. Марта вздрогнула и открыла глаза.

– Ну, слава всем святым, – на католический манер, набожно перекрестился гигант. – Как вы, фройляйн?

– Ничего, – женщина приподнялась, пытаясь привести себя в порядок. – Где мы?

– На реке, – поставив лампу на стол, ответил Кривцов. – Сейчас отправляемся, а пока будем плыть, вы успеете немного отдохнуть. Не бойтесь, здесь мы в безопасности.

Выйдя вместе с Гонзой из каюты, фотограф взглянул на часы – они сумели управиться меньше, чем за полтора часа. Как-то там сейчас Тони? Все еще мотает за собой по городу полицейскую наружную службу? Или последовал совету Владимира и устроился за столиком в каком-нибудь кафе, чтобы до полуночи не возвращаться в цирк?

– Тебе пора, – пожав на прощание руку атлета, Кривцов проводил его до трапа. – Если будут расспрашивать, вы знаете, что говорить. Обними за меня Франтишека и всем вам большое спасибо.

– Счастливо, – Гонза стиснул его плечи и сбежал по сходням на набережную. Остановившись, помахал рукой и, больше не оглядываясь, пошел к коляске: ему и шпрехшталмейстеру Франтишеку надо вернуться раньше Тони-фокусника.