Исмаил был счастлив. Благодаря высадке американцев война почти закончилась. Скоро он снова увидит Фриду и посвятит себя делу, которое любил больше всего на свете. Уже совсем скоро.

Время говорить

Декабрь 1945, Шишли – Бейоглу

Фрида подержала стетоскоп между ладоней, чтобы и без того напуганный ребенок не испугался, когда холодный металл коснется его кожи. Почему-то она вспомнила сейчас об Исмаиле. Никто не умел так ласково обращаться с детьми, как он.

Почти год прошел с тех пор, как закончилась его служба в армии, но вернулся ли он к Фриде на самом деле? Он сразу же начал работать с профессором Таджером в первой хирургии в клинике Джеррахпаша и вскоре сумел сделать себе имя. И только гордость за него облегчала Фриде тоску от продолжавшейся разлуки с ним. Исмаил почти поселился в больнице, нередко оставаясь там на ночь после тяжелых дневных смен. Так он заодно экономил деньги и время для своих занятий.

В их редкие встречи он рассказывал Фриде об «исследованиях», которыми они по ночам, после долгого рабочего дня, занимались вместе с Садыком, по счастливому совпадению принятым в ту же больницу.

– Мы подмазали старшую медсестру. Я пробую на трупах разные хирургические приемы или разрабатываю планы новых операций. Например, трансплантацию поджелудочной железы для диабетиков. Угадай, Фрида, что я сделал на прошлой неделе? Держись крепче! Я провел операцию на сердце, и этот человек выжил. Но должен отдать должное Садыку, идея была его, и я бы не справился без его поддержки и помощи. Повреждение левого предсердия. Один бедолага пытался покончить жизнь самоубийством с помощью ножа. Мы заставили пациента вдохнуть много кислорода и усыпили его наркозом с закисью азота под давлением. Мы сделали U-образный разрез, обращенный к грудине, отсекли третье и четвертое ребра от грудинных концов и, удалив их, добрались до сердца…

Он был как ребенок, взахлеб рассказывающий о своем первом в жизни дальнем путешествии. Наконец-то, после долгой армейской службы, Исмаил вернулся в свою естественную среду – в больницу, в операционную, и хотел разделить с Фридой переполнявшее его счастье. И Фрида слушала, одобряла, восхищалась как всегда. Увидев как-то раз Исмаила и Садыка в окровавленных фартуках и с сигаретами во рту, когда они под покровом ночи тайно экспериментировали в операционной, она рассмеялась и прозвала их учениками чародея.

Но она не хотела ничего слышать о собаках, которых отлавливали и приводили дворники и на которых Исмаил и Садык проводили опыты, а если Исмаил настаивал, она зажимала уши.

– Это варварство. Не желаю слышать ни слова об этом.

– Ты ошибаешься. Вот, например, Шеф, метис волкодава. Мы использовали его в опытах с артериями. В конце он выглядел как воин, весь в шрамах. Поверь, каждый раз, когда я клал его на операционный стол ради эксперимента, в котором он мог погибнуть, его взгляд просто надрывал мне душу. Что, почему ты плачешь? Он выжил, получил свободу! Но если я освобожу всех собак, мне придется проводить эксперименты на людях.

Веселый, восторженный, почти ребячливый Исмаил, стоило ему взять в руки скальпель, превращался в совсем другого человека: сосредоточенного, дисциплинированного, строгого, чей взгляд выражал непреклонное стремление к совершенству.

Фриду тревожило, что нередко он свысока, холодно упрекал, а иногда и оскорблял окружающих за малейшую ошибку. Как быстро он привык отдавать приказы, не считаясь с чувствами других. Она готова была провалиться сквозь землю от стыда, когда однажды в ее присутствии Исмаил, заметивший опечатку в отчете Садыка, порвал лист и крикнул: «Или пиши правильно, или пусть это делает кто-то другой!»

Но сколько раз она видела Исмаила, отвечавшего сострадательным взглядом на испуганные взгляды пациентов, успокаивавшего их одним тоном своего голоса. Он справлялся у больничных уборщиков об их здоровье, преодолевая нетерпение, разговаривал с больными афазией, сидел у постели стариков в забытьи, держа их за руку, шутил, чтобы развеять детский страх.

Фрида уже поняла: для Исмаила долг врача превыше всего. Каждый, и в первую очередь он сам, несет ответственность за души людей, и он хочет, чтобы об этом всегда помнили. Лишь исключительная требовательность к себе и окружающим ради здоровья пациента во время операции были причиной его резкости и нетерпимости. «Я не могу рассчитывать на случай», – сказал он однажды Фриде.

Иногда он действовал так, словно одна лишь его воля не позволит пациентам умереть, и тем самым внушал людям вокруг такое же чувство ответственности.

Фрида знала, что у Исмаила кроме хирургии нет иных интересов. Садыку порой снились сны, размеченные джазовыми синкопами; кто-то из его приятелей пел сам или посещал концерты, кто-то читал книги, писал стихи, статьи, участвовал в гребных гонках в Галатасарае, регулярно тренировался в спортзале. Но Исмаил только оперировал. Фрида не сомневалась, что он в любой момент может отказаться от музыки, шашек, книг ради хирургии.

«А я? Какое место он отводит в своей жизни мне?» – задумывалась порой Фрида, в то же время осознавая, что очень важна для Исмаила.

– Давайте ему по две столовые ложки в день этого лекарства и измеряйте температуру каждый вечер или попросите кого-нибудь помочь вам, – объясняла Фрида молодой матери, которая, вероятно, была неграмотной. – Мойте его ложку и тарелку отдельно, не позволяйте никому ими пользоваться. Даже если кашель не проходит, не давайте лекарства больше назначенного, и постарайтесь поставить бутылочку так, чтобы он до нее не добрался.

Она поняла, что профессор смотрит на ее в упор и слегка покраснела: она объясняет уже больше, чем требуется, после санитарных мер ей следовало остановиться. Если она каждому будет уделять столько времени, скольким поможет за день? Да и вряд ли в той семье вообще есть тарелки. Вслед за профессором она перешла к следующей койке. Наставник повернулся к ней и указал на ребенка, которого она только что осматривала:

– Сделай заметку. Ему нужно сделать повторный рентген через месяц. У него первичная инфекция в результате тяжелой формы кори. В обоих легких есть каверны, залечить будет сложно. В США несколько лет назад создали антибиотик стрептомицин, он помогает против туберкулеза, но у нас еще не зарегистрирован.

Он говорил, одновременно читая историю болезни, заполненную ассистентом.

– И здесь костный туберкулез.

Персонала, чтобы отделить здоровых детей от больных и заразных и обследовать каждого в отдельном кабинете, не хватало. Пришлось поручить сторожу распределять прибывающих пациентов в зависимости от их состояния, и вот результат: двое детей, больных туберкулезом, оказались в помещении, где они