«Равно как и до настоящей западной цены... – я делаю большой глоток. Водка обжигает внутренности. – В любом случае наше качество вы видели заранее. Когда соглашались с тем, что цена, установленная между нами, составляет 1500 долларов. За комплект».

«Ви-идимо, – Лахтинен приосанивается, – я просто вас не по-онял. Иначе никогда не пошел бы на нарушение зако-она. Финляндия – не Россия».

Фридрих сжимает кулаки. В сущности, его сделали как мальчишку. Устный договор заключен без свидетелей. Обезьяний бугор вздувается. Сейчас он пошлет Лахтинена подальше. И тогда...

«Евгений Фридрихович, простите, мне надо было сразу... Вылетело из памяти, – я моргаю овечьими глазками. – Вас просили зайти в сборочный цех».

Фридрих смотрит ошарашенно: сегодня воскресенье – завод стоит.

«Срочно, – я настаиваю. – Там какие-то проблемы».

Фридрих кивает: послать мы всегда успеем.

«Проблемы? Я так и думал, – он качает головой озабоченно. – Извините. Буквально на десять минут».

Лахтинен переглядывается с переводчиком. Оба чувствуют себя на коне.

Десять минут – много времени. За десять минут можно успеть всё.

«Закон – это хорошо, – я смотрю вслед Фридриху. – По договору, подписанному обеими сторонами, все конфликты, если таковые возникнут, должны решаться в европейском суде».

Лахтинен кивает важно.

«Вчера, – я тянусь к салату оливье. С той стороны границы он называется русским, – наши юристы закончили подготовку документов. Мы подаем в европейский суд».

«Вы делаете оши-ибку, – финский партнер сохраняет спокойствие. – Европейские суды не работают по понятиям».

Переводчик гордится тем, что знает русский сленг.

«Вот именно, – краем глаза я слежу за минутной стрелкой. – Мы очень рассчитываем на то, что на суде всплывут подробности с мешком. Сырые обрезки. Как вы объясните, что оформили их официально?»

«А что здесь такого?!»

Мне кажется, он слегка переигрывает.

«А такого здесь то, что у меня есть свидетели: мешок уехал из России. А потом вернулся обратно. Сама я на суд не поеду. Но пришлю полное описание схемы, из которой суду станет ясно, как ваша фирма работает. Именно так, как вы изволили выразиться: по понятиям», – я улыбаюсь молочному поросенку.

Лахтинен слушает перевод.

«Но этим са-амым вы призна-аете, что тоже нарушили законы».

«Отходы больше 50%, – я подцепляю ломтик финской рыбки. – Ваш суд пригласит экспертов. Как вы собираетесь им объяснять? Думаете, они поверят, что вы, опытный мебельщик, не понимали, что подписывали?»

«Но вы то-оже это подпи-исывали».

«Да. Но не только мы. С нашей стороны стоят подписи таможни и Торгово-промышленной палаты. В мебельном бизнесе мы – новички».

Лахтинен молчит. Крестьянские мозги шевелятся туго и медленно.

«Правильно, – я киваю. – Если суд признает, что ваша фирма была с нами в сговоре... Здесь мы по-любому откупимся. А вы – вряд ли. Там, у себя...»

Восемь минут. Переговоры завершены досрочно. Фридрих ни при чем. Его здесь не было. С этой стороны моя ответственность: разгребать нашу общую гниль.

Теперь она пахнет по-другому: настоящими вкусными продуктами. Совсем не похожими на советские суррогаты. Какому-нибудь европейцу может показаться, что это не гниль, а нормальные переговоры.

Фридрих возвращается. Садится за стол. Игры в переглядки – ни к чему. Он уверен: я сделала. За это мне платят деньги.

* * *

У себя в комнате Елена глотает слезы. Вздрагивает, отводит глаза. Прячет платок в сумочку.

«Не бери в голову, – я берусь за телефонную трубку. – Ты – ни при чем».

Фридрих на нее наорал: не успела подготовить бумаги.

После обеда у него важная встреча. Надеется выбить невозвратный кредит. Если все организовать правильно, его покроют из местного бюджета. Подходящий поручитель имеется. Какой-то деятель из городской мэрии. Осталось уломать банк. Вчера я слышала, как он рычал в трубку: «При таком откате эти банковские еще и кочевряжатся!»

«Лахтинен ответил?» – Елена припудривает вспухшие веки. «Ага, вчера. Лучше бы молчал. – Телефон Кузьминского не отвечает. Попробую позже. – Сказал, рассчитается к концу года. Мол, деньги вложены в производство». – «Го-ода?»

Ей не надо ничего объяснять. Ясно как божий день: год – это там, у них, в Европе. Наши кредиторы считают по месяцам. И это еще в лучшем случае. Случается, что и по дням. После того, как ставят на счетчик.

«Сколько осталось?»

Мне не хочется ее расстраивать.

Нам осталось месяц и три дня. Если не вырулим...

«Ничего! – я подмигиваю весело. – Пробьемся! Живы будем – не умрем...»

«Плохо. – Из банка Фридрих вернулся туча тучей. Сидит, просматривает сводку реализации. Похоже, с банковскими не заладилось: видимо, не пришли к соглашению по откату. – Что там этот? Мэр?»

Провинциальный мэр окончательно затаился. Не мычит, не телится. Если бы рассчитался, дослал остаток денег... Там довольно приличная сумма, с которой мы попытались бы проскочить.

«Может, съездить? Взять с собой мальчиков...»

Мальчиков, похожих на куски мяса.

Фридрих морщится:

«Чтобы вас всех положили? Там тоже свои мальчики. И девочки... Ну и где этот идиотский город, как его?.. Блядь! – Он роется в своем столе. Шуршит бумагами. – Есть у кого-нибудь карта? Работаем с Россией, а сами ни хера не знаем... – Жмет на кнопку. Я слышу девичий голосок. Секретарша директора. – Ольга... – он смотрит на меня. – Как ее... по отчеству?..» Я пожимаю плечами: Ольга и Ольга... Фридрих дергает шеей: «Ольга, зайдите ко мне».

В коридоре стук каблучков. Секретарша директора стоит на пороге.

«Вызывали, Евгений Фридрихович?»

Он морщится едва заметно: в таких случаях Катерина молчала, не задавала лишних вопросов.

Катерина осталась на Садовой. На Парнас перебрались все, кроме нее. Сидит, отвечает на звонки. С Фридрихом они начинали. Ей он всегда доверял безоговорочно. Примечала, докладывала, печатала самые ответственные бумаги. Вчера я туда заезжала. Мне показалось, она обрадовалась. Попили кофе.

По дороге на Парнас я вспоминала ее лицо. Осунулась и сникла.

Вечером мы сидели с Еленой.

«А ты разве не знаешь? У нее же роман с водителем. С этим, который недавно». – «Кто – недавно?» – «Ну этот... Возит бухгалтерию». – «Бухгалтерию? – этого водителя я видела. Мельком. – И что?» Елена оглянулась на дверь: «Он – родственник Намира. Или знакомый». – «Она что – дура?» – «Можно подумать, у нее богатый выбор? – Елена улыбается кривоватой улыбкой. – Кстати, мужик вроде бы нормальный». – «А если вообще выгонит?» – «Не боись, – она усмехнулась, – не выгонит. На хрена ему скандал? Проще так, слегка отставить: и волки сыты, и овцы не в курсе...»