меряя шагами гостиную. И куда только подевалась его гордость? – Надо мной насмехаются, от меня шарахаются, как от чумного, да-да. Только вы одна можете вернуть мне расположение общества. Прошу вас, моя Загадочная Роза, умоляю.

– Ничем помочь не могу. И не стану помогать. – Каролине не хотелось быть жестокой, но Макаллистер сам навлек на себя всеобщее презрение. Она поддержала его, когда он издал свои абсурдные мемуары, но теперь он зашел слишком далеко. Она до сих пор злилась на него, а, может, еще больше в нем разочаровалась, что было гораздо серьезнее. При всей его претенциозности и любви к сплетням, Уорд Макаллистер был, не считая Томаса, единственным человеком, с кем она бывала откровенна. Но больше откровенности от нее он не дождется. Каролина не доверяла ему и именно поэтому спасать его не собиралась.

Раздался стук в дверь и в комнату, к ее удивлению, заглянул Уильям. На нем был твидовый пиджак и выглядел он так, будто только что пришел с улицы. Каролина отметила, что щеки у него красные.

– Можно?

– Да, пожалуйста. – Каролина была поражена, уже и не помнила, когда в последний раз Уильям переступал порог ее спальни. Внезапно, засмущавшись, она плотнее запахнулась в халат, полностью закрывая грудь и шею. Ее беспокоило, что он видит ее без парика, а волосы у нее поседели, поредели, утратили упругость. Каролина думала, что ей давно уже безразлично мнение мужа о ее внешности, но, видимо, она ошибалась.

Судя по тому, что одну руку Уильям прижимал к боку, вероятно, у него ныло плечо. Верный признак, что нужно ждать сырой и более холодной погоды. В другое время Каролина подошла бы к мужу и помассировала бы его плечо, но сейчас не решилась: возможно, он этого не желал, и она только поставила бы себя в неловкое положение.

Уильям сел напротив нее в кресло у камина.

– Я только что говорил с Колманом. По его словам, Чарли по-прежнему ему изменяет.

– Но она же положила конец своему роману. Она сама мне сказала. Слово дала.

– Колман утверждает, что роман продолжается, и он больше не может закрывать на это глаза. Он вызвал Борроу на дуэль.

– О боже, только не это.

– А что еще ему остается? – пожал плечами Уильям. – Колман сказал, что кто-то из «Нью-Йорк уорлд» сообщает, будто Чарли с Борроу видели вместе в «Дельмоникос», в другой раз – в «Шерриз», а также в отеле «Гленэм».

– Не может быть.

– «Уорлд» готовит статью к публикации, и, сама понимаешь, другие газеты тоже подхватят эту новость. Это лишь дело времени.

* * *

Уильям не ошибся. Все газеты пестрели заголовками о Шарлотте – один обличительнее другого. «Дочь Асторов замешана в скандале», написала «Нью-Йорк таймс». «Миссис Дж. Колман Драйтон обнималась на публике с мистером Халлеттом Борроу», напечатала «Таун топикс». «Оскорбленный супруг вызывает на дуэль любовника жены», сообщала «Нью-Йорк сан».

Впервые за долгое время Каролина была солидарна с Уильямом: нужно что-то делать. Она отложила поездку в Париж, чтобы разобраться с дочерью, и в тот день, когда в «Нью-Йорк таймс» появилась статья «Новый скандал в семействе Астор», Шарлотту призвали в библиотеку отца.

За окнами грохотала стройка, стук и лязг не затихали ни на минуту. Шарлотта приехала в облегающем платье, в талии перетянутом атласным кушаком, что делало более выразительной ее грудь. Неподходящий наряд, по мнению Каролины. Когда ее дочь одевалась не в тряпье, то фасонила в чем-то подобном. Но сейчас было не время обсуждать ее туалеты. Каролина чопорно сидела в кресле, пальцами впиваясь в подлокотники, и наблюдала, как Уильям, багровый от ярости, расхаживает взад-вперед по комнате.

– Твой муж, да будет тебе известно, вызвал Борроу на дуэль, – начал Уильям. – На твоих руках будет кровь, юная леди.

Лицо Шарлотты оставалось непроницаемым. Даже когда ей под нос стали совать газеты – а Уильям это делал по прочтении вслух каждого заголовка, – Шарлотта, ничуть не раскаиваясь, смотрела прямо перед собой. Не моргая.

– Ты должна знать, что я заплатил твоему мужу – немало заплатил – за то, чтобы он сохранил ваш бутафорский брак. – Уильям повысил голос – то ли от расстройства, то ли в попытке перекричать шум стройки. – Ты бы хоть о детях подумала.

– И что прикажете мне делать? – наконец произнесла Шарлотта, бесстрастным тоном, словно от нее самой ничего не зависело. – Я влюбилась. Или, по-вашему, я не заслуживаю счастья?

Казалось бы, такое простое требование. Спросила так, будто это ее законное право. Может, и законное, только сама Каролина никогда не считала, что рождена для счастья. Счастье – это не дар; его надо заработать.

– Какой ценой? – спросила Каролина, думая о внуках. У Шарлотты четверо детей – две дочери и два сына – в возрасте от восьми до пятнадцати лет. – Подумай о тех, кому придется расплачиваться за твой эгоизм.

– Чарли, говорю тебе в первый и в последний раз. Ты должна расстаться с Борроу, забыть про него прямо с этой минуты.

Шарлотта посмотрела на отца и с вызовом заявила:

– Я забуду, папа, если ты забудешь про свои интрижки.

– С тобой все ясно. – Уильям резко развел руками и поморщился от боли в плече. – От меня ты не получишь ни цента. Слышишь? Ни цента.

– Мне все равно. Давай, лиши меня наследства.

– Ну ты же это не серьезно, – вмешалась Каролина. Не может быть, чтобы Шарлотта говорила серьезно. Страх лишиться наследства всегда был важным рычагом давления на нее. Пока Каролина думала, как еще образумить дочь, Шарлотта стремительно вышла из библиотеки. Глядя вслед дочери, Каролина чувствовала, как у нее отмирает еще часть души. Деньги – наследство Шарлотты – были последним аргументом, который мог бы повлиять на нее. Каролине была невыносима сама мысль, что она может потерять еще одну дочь – и все из-за какого-то мужчины.

Неделей позже Каролина развернула газету, и в глаза ей бросился заголовок: «Миссис Астор заплатила $7000 мистеру Дж. Колману Драйтону за то, чтобы он прекратил бракоразводный процесс». Каролина пришла в ужас. Она взяла «Нью-Йорк сан», а там большим жирным шрифтом было напечатано: «Дочь Асторов лишена наследства из-за предосудительной любовной связи».

* * *

На следующий день, после того, как Уильям сбежал от скандала в Эверглейдс, Каролину навестил Колман. Едва в сопровождении Томаса он ступил в ее гостиную, она поняла, что новые малоприятные события не заставили себя ждать.

– Этот никчемный трус Борроу покинул Нью-Йорк, – сообщил Колман, вручая Каролине газету, которую со злости свернул в трубочку.

Она развернула газету и увидела еще одну статью под заголовком «Трусливый Борроу сбежал в Европу, чтобы не драться на дуэли».

– За границу подался. Говорят, уехал в Европу, чтобы я не вызвал его на дуэль.

Каролина ничуть не удивилась, и ей было странно, почему для Колмана это стало сюрпризом. Беспокойным шагом он метался по комнате, что вызывало у нее тревогу.

– Чаю не желаете?

– И это еще не все, – добавил Колман, не отвечая на ее вопрос.

– Сядьте, пожалуйста. Я попрошу Томаса принести нам чаю. Или, может быть, кофе?

Но Колман продолжал тараторить, объясняя, что в тот день он ходил смотреть бейсбольный матч на «Поло-граундс», а, когда вернулся домой, Шарлотты уже и след простыл.

– Что значит «след простыл»?

– То и значит, что