Это было похоже на дурной сон. Уже несколько дней в моем доме обитали тишина и уныние. Я бродила по своей комнате, как неприкаянная, иногда надолго застывая без движения. Мне было больно. Мое сердце было разбито на мелкие осколки, которые при малейшем движении безжалостно впивались в легкое, разрезая плоть острыми краями. Иногда мне даже казалось, что на губах пузыриться кровь, вырываясь наружу вместе с дыханием.

Гелла Изера тоже все время проводила у себя. Иногда я слышала, как она кричала. Громко, пронзительно. Даже мне было больно от той боли, которая досталась несчастной матери. Полиция арестовала не только доктора Джемсона, но и Маришку. Она тоже оказалась замазана во всей этой истории по самые уши. Я не уверена, что поняла правильно, слишком сильным было потрясение от предательства доктора Джемсона и тот вечер словно затянуло туманом, но вроде бы именно она была идейным вдохновителем во всей этой мерзкой компании. И именно она готовила отвары, которые использовал гелл Борк и подливал в микстуры доктор Джемсон. К тому же она оказалась весьма известным в преступных кругам зельеваром. Или скорее ядоваром. Потому что варила она исключительно яды.

— Лесса Феклалия, — неугомонная Иська, которая в эти трудные для всех дни взяла управление домом в свои руки, заглянула ко мне в спальню, — уже обедать пора. Давайте-ка я вас переодену. И хватит уже прятаться, жизнь продолжается.

Я не ответила. И даже не оглянулась. Я стояла и смотрела в окно на дождь, который лил без перерыва много дней, на мокрый черно-серый лес, на его темном фоне белыми скелетами выделялись платаны. Этак картина идеально повторяла то, что творилось у меня в душе. Уныние.

— Лесса Феклалия, — вздохнула жалобно Иська, — дети по вам скучают. Может быть после обеда вы их навестите?

Но я снова ничего не ответила. Я боялась идти к детям. Потому что гелла Изера не соврала. Мои счета оказались девственно пусты. Я даже ушла в небольшой минус, когда выписала чек на ремонт крыши в лечебнице. Не знаю, как так вышло, но все богатство рода Мериганов, которым мне постоянно тыкала в лицо гелла Изера, оказалось пшиком. На счетах едва хватило денег на пару лет содержания поместья. И когда я выдала кругленькую сумму лечебнице, то сама осталась без штанов.

— Лесса Феклалия, — не унималась Иська. И вдруг всхлипнула и разрыдалась, — лесса Феклалия!

— Не плачь, — разлепила я губы, — я не стою твоих слез… я все испортила…

— Нет! — Иська, наплевав на субординацию, кинулась ко мне и обняла меня, прижимая к себе, — лесса Феклалия, все не так! Вы так много сделали для этих детей, для меня, для моей мамы, для всех нас… даже для геллы Изеры, хотя она пока этого не понимает. Лесса Феклалия, — она всхлипнула и заревела сильнее, — лесса Феклалия!

Я не знаю, что именно сработало… Иськины слова, слезы или объятия… а может быть все вместе, но глазам стало горячо. Слезы, которыми плакала моя душа, нашли дорогу наружу. И наконец-то смогли пролиться, облегчая боль.

— Иська, — всхлипнула и обняла бывшую горничную, которая, я вдруг поняла это совершенно отчетливо, искренне любила меня… Пожалуй, единственная из всего этого паноптикума, в который я попала.

Иське все же удалось уговорить меня выйти из комнаты. После того, как я выплакалась, дышать стало легче. Я пока еще не готова была начать новую жизнь, но хотя бы перестала думать, что все закончилось.

Я сидела в кресле у камина на первом этаже и смотрела на огонь. Яркие всполохи пламени играли за узорчатой каминной решеткой. Тени на стенах повторяли этот сложный танец, после обеда серое небо резко потемнело и обложилось черными тучами. Иська сказала, что ночью будет очень сильный дождь, а может быть даже буря. По осени тут такие бывают довольно часто.

Как раз из-за предстоящей бури похолодало так сильно, что Иська впервые в этом году велела растопить камины. И здесь, и в приюте.

В доме стало совсем темно, но я не разрешила зажигать газовые светильники. И теперь комната резко сжалась до размеров светового полукруга возле камина, на границе которого и стояло мое кресло. Я чувствовала, что мое лицо раскраснелось от жара, и понимала, что надо бы отодвинуться немного подальше, но продолжала сидеть и смотреть на огонь.

— Лесса Феклалия, — тихий шепот прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула. Жирка, определила я.

— Лесса Феклалия, как вы? — Хором спросили Миклуха с Солькой.

Я повернула голову. Три светлых пятна осторожно выглядывали из темного коридора ведущего на кухню. Конечно, кто же еще мог сбежать от надзора воспитателей и прокрасться в дом, чтобы увидеть меня? Только вездесущая парочка хулиганов и Солька.

Сердце гулко бухнуло. Именно с ними я боялась встречаться больше всего. Я любила всех детей в своем детском саду, но именно эти трое стали мне особенно дороги.

— Все хорошо, — через силу улыбнулась я. Им совсем не нужно знать, что у меня серьезные проблемы. А я так разбита, что даже не хочу думать, с какой стороны подойти к их решению. — что вы здесь делаете? Вас же потеряют воспитатели.

— Нет, — мотнул головой Миклуха, — они заняты. У них Поть пропал.

Поть — это тот самый мальчишка-трубочист, который поразил меня на медосмотре, когда я увидела израненное, покрытое ожогами тельце.

— Поть пропал?! — ахнула я, вскакивая с кресла. — Когда вы видели его в последний раз?!

— Лесса Феклалия, — Солька подбежала ко мне, обняла и запрокинув лицо, взглянула в глаза, — он не по-настоящему пропал. Понарошку. Мы его спрятали, чтобы сбежать к вам. Вы же не сердитесь?

— Вас так давно не было, — вздохнул Миклуха, — мы стали бояться, что с вами что-то случилось. И, вообще, соскучились.

— А меня от вас забирают, — вздохнул Жирка, — завтра. Я боялся, что мы так и не попрощаемся.

Дети, как всегда говорили вразнобой, вываливая на меня кучу важной информации, и не давая возможности отреагировать на все по очереди. Поэтому я нахмурилась, когда услышала про Потя, с облегчением выдохнула, когда поняла, что это просто уловка, улыбнулась радостно, когда Миклуха сказал, что они скучали и переживали за меня, и встревожилась, услышав, что Жирку хотят забрать. И все это одновременно.

Не в силах переработать все сразу, я на мгновение зависла, а потом что-то щелкнуло, и случилась перезагрузка. Все прошлое осталось позади. Прямо здесь и сейчас началось будущее. И только от меня зависит, каким оно будет.

Какой смысл горевать о прошлом, которого не изменишь? Надо забыть все плохое, простить себя за все просчеты. Мы же не боги, мы просто люди. Мы можем ошибаться, быть глупыми и недальновидными. Мы можем любить тех, кто этого не достоин. Верить тому, кто привык обманывать. И можем не замечать того, кто мог бы сделать нас счастливыми. Даже если этот человек находится прямо перед носом. Ну и что?! Пока мы живи, надо жить. Дышать полной грудью и радоваться, что есть возможность все исправить и… совершить новые ошибки.