— Я тоже хочу семейный архив, — почесал бритый затылок Поть. — Я напишу, как нашел сокровища и всю ночь караулил их от разбойников!

— А я напишу, — выступила Солька, — как мы с Миклухой и Жиркой побежали к лессе Феклалии, чтобы сказать про сокровища…

— Нет, это я напишу! — встрял Жирка.

— Нет, я! — голос Миклухи звенел от негодования. — Я мог бы и один сбегать. Я просто взял вас с собой!

— Тише, — улыбнулась я, — вы все можете написать об этом в своих личных тетрадях. И ты, Солька, и ты, Жирка, и ты, Миклуха, и все остальные тоже могут написать, что видели, как открыли тайную комнату.

С этого дня в приюте началось повальное увлечение дневниками. Каждый ребенок стремился записать для своих потомков все, что с ним происходило. Под это дело все дети очень быстро запомнили буквы и научились писать. И пусть почерки не у всех были красивые и аккуратные, но старания им было не занимать.

Я же пришла на следующий день с мужчинами-конюхами, и в три приема перевезла все сундуки и картины в основной дом. Картины оказались семейно галереей. И я велела вернуть ее на туда, где она висела раньше — в холл второго этажа.

На шум из своей комнаты вылезла гелла Изера. За эти несколько дней несчастная старуха заметно сдала. Она резко похудела, сгорбилась и с трудом переставляла ноги. Ее лицо покрылось морщинками, став похожа на сморщенный финик. Всегда аккуратная прическа растрепалась, как будто бы она давно не причесывалась. А может быть так и было. Признать в этой старой бабке прежнюю геллу Изеру было практически невозможно.

— Гелла Изера, — ахнула я, — что вы с собой сотворили?!

— Откуда ты это взяла?! — старуха трясущейся рукой показывала на сундуки и картины, которые заносили в дом.

— Дети нашли тайник, — улыбнулась я, — а там семейный архив рода Мериганов и портретная галерея. И я решила вернуть все на место. Мы Мериганы, — подмигнула я, — чтим свои корни.

Гелла Изера фыркнула и вдруг захохотала… как будто ворона закаркала. Она хохотала, трясясь всем телом и не могла остановиться. Это выглядело ужасно жутко. Я даже замерла, выпучив на него глаза.

— А я ему говорила, — отсмеявшись, заявила она, — иглу в кармане не утаить! Все равно, когда-нибудь все вылезет наружу…

— Что вылезет наружу?! — нахмурилась я. Опять какие-то семейные секреты?! Почему Мериганы не могут жить как все нормальные люди?! Без дурацких тайн и скелетов в шкафах?

— Когда узнаешь, — фыркнула гелла Изера, — приходи, я тебе все расскажу…

Развернулась и утопала к себе. Вот же… стерва!

Я с ненавистью смотрела на сгорбленную спину старухи. Больше всего хотелось ударить ее лопатой, а потом прикопать в саду. Одной тайной больше, одной меньше. Думаю, род Мериганов даже не заметит.

— Лесса Феклалия, — от размышлений, где взять лопату, меня отвлек один из добровольно-принудительных грузчиков, — мы все занесли.

— Хорошо, — кивнула я, — позовите плотника. Нужно повесить картины на место.

Работяга кивнул и молча исчез. А я медленно выдохнула, разжала кулаки. Я как-то слишком эмоционально стала на все реагировать. Надо успокоиться. Перестать нервничать. Все равно от меня ничего не зависит. Если скелеты решили вылезти из шкафа, то их ничего не остановит. А пока надо заняться делами. Работа — лучшее средство от нервных переживаний.

Поднялась на второй этаж. Надо посмотреть картины, разобраться в каком порядке их вешать, найти место для каждой. Надеюсь, портреты хоть как-то обозначены по годам или по именам. А то поди разберись во всех этих бесконечных предках рода.

Я приподняла серую от набившейся пыли ткань с первой попавшейся картины и замерла в ужасе, чувствуя, как на голове зашевелились волосы. Это был семейный портрет, на котором художник нарисовал супружескую пару с ребенком.

Они стояли в гостиной, на первом этаже, у камина. В раскрытых окнах был виден осенний сад. Всполохи ярко-рыжих листьев, белые скелеты платанов, темно-зеленая лужайка перед домом. Именно таким я увидела поместье в свой первый день в этом мире.

Мужчина в черном сюртуке стоял спокойно и ровно. Художник отлично передал его холодность и строгость. Как будто бы черная, безжизненная скала посреди океана. Даже на семейном портрете он был не вместе, а отдельно от всех остальных. А в его глазах я увидела равнодушие и презрения к женщине, которую он поддерживал под локоток рукой в кипельно-белой перчатке.

А вот она была полной его противоположностью. Ее слегка прищуренные глаза сияли от счастья. Она мягко улыбалась, слегка приподняв уголки губ. Но я чувствовала, ей с трудом удавалось удержать улыбку в рамках приличия. Если бы ей позволили, она рассмеялась бы запрокидывая голову и показывая зубы. От всей ее фигуры исходил особый мягкий свет, который освещал всю картину целиком.

И она держала на руках ребенка — большой белый сверток, перевязанный синей лентой. Мальчик. А может и девочка. Я же не знаю, какие здесь порядки.

Я отпустила ткань и медленно сделала шаг назад. Еще ни разу в жизни мне не было так страшно. Молча зашла в свою комнату и обессиленно опустилась на кресло. У меня никогда не было повода не верить своим глазам. Но сейчас больше всего на свете мне хотелось усомниться в том, что я видела.

Помнится, гелла Изера говорила, что лесс Витрош, мой свекр, лично распорядился снять и спрятать портретную галерею рода Мериганов. И сейчас не могла с ним не согласиться. Некоторые секреты лучше держать под замком и никому не показывать. Жаль, что выпавшие из шкафа скелеты, нельзя спрятать обратно. И забыть. Как будто бы ничего не было.

Не было семейного портрета, на котором рядом с равнодушным доктором Джемсоном, стояла счастливая я, держа в руках нашего ребенка. И не было металлической таблички на раме с гравировкой: «Лесс Витрош Мериган с супругой (лесса Билинда-Хильдия Мериган) и сыном (лесс Виренс Мериган)»…

К гелле Изере я смогла спуститься только когда совсем стемнело. Горничная пришла зажечь газовые светильники и невольно заставила меня выпасть из оцепенения, овладевшего после увиденного.

Старая экономка, сидела в кресле, уставившись в одну точку. Дверь была приглашающе приоткрыта. Я вошла, опустилась во второе кресло и тоже уставилась куда-то в окно… Мы сидели рядом и молчали. Долго.

— Все началось очень давно, — голос геллы Изеры звучал тихо и монотонно, — лесс Витрош тогда был совсем молодым. Он только начал служить инквизитором, и из первой же командировки привез в поместье детей убитого им черного мага. Девочку и мальчика. Мальчику было около семи лет, а девочке всего несколько месяцев от роду. По правилам, он должен был убить и их тоже, ведь они порченая кровь. Но он не смог. Как звали мальчика, уже не имеет значения. А вот девочку звали Изера.

Она вздохнула. И замолчала, постукивая пальцами по подлокотнику кресла. Тихо шипел газовый рожок. В комнате было сумрачно и зябко. Мы снова молчали какое-то время, а потом гелла Изера продолжила рассказ.