И без того измученные, с ноющими мышцами, мы прочувствовали каждый шаг этой прогулки сквозь тысячелетия. На краю полигона мы остановились и разулись. Ноготь на большом пальце, заживший было за зиму, снова продрал мне кожу насквозь. Я замотала его пластырем, и мы пошли дальше, по булыжникам вдоль подножия скал, окаймляющих круглую бухту Лулворт. Белые камни здесь перемешались с черными, и бухта была усеяна черно-белой галькой. Знаменитая своей живописностью, эта бухта, пожалуй, чаще всего красуется на фотографиях с юго-западной береговой тропы. Разумеется, туристов здесь было полным-полно. Но когда солнце начало клониться к закату и на скалах заиграли приглушенные отблески вечернего света, вид, должно быть, стоил того, чтобы немного потолкаться в толпе.

В деревне мы взяли бесплатную брошюру и попытались разобраться, куда идем – от мелового периода в сторону юрского или наоборот, – но сдались и вместо этого купили шоколадок и попросили в кафе кипятку. Когда стало вечереть, мы ушли из деревни и вдоль берега, украшенного утесами в форме колонн и башенок, добрались до большой каменной арки Дердл Дор. Когда мы наконец поставили палатку за мысом Свайр, уже темнело. Я любовалась тем, как последние лучи солнца окрашивают белые скалы в голубой и розовый, согретая не только трехсезонным спальником, но и криками чаек и куликов в ночи. Меня накрыло бесконечное спокойствие, какого я не ощущала с того самого дня, когда мы наблюдали за сапсаном на мысе Пенкарроу. Впервые за несколько недель я погрузилась в долгий, глубокий и безмятежный сон.

Драматические виды на высокие белые скалы закончились, тропа опустилась на уровень моря и привела нас к закусочной, где кормили завтраком. Утро было ясным, но небо понемногу темнело: со стороны острова Портленд наползала сиреневая дымка, на фоне которой сам остров выделялся особенно ярко. Портленд, на самом деле, не настоящий остров, а отросток суши, свисающий в море; он соединен с материком лишь ниточкой гальки, по которой проходит узенькая дорога. Однажды эрозия уничтожит и ее, и тогда Портленд действительно превратится в остров.

У нас почти закончились припасы съестного, так что мы заказали на двоих бутерброд с колбасой и чайник чая, отчаянно стараясь не тратить неприкосновенный запас наличных, но не в силах устоять перед ароматами. С пляжа вверх прошлепала группа аквалангистов, похожих на пингвинов: все в гидротермокостюмах и с ластами под мышкой. Ближайший к нам пингвин стянул с себя бесформенный термокостюм, под которым оказался еще один, на этот раз неопреновый, плотно обтягивающий очень женственную фигуру. Женщина стащила с головы капюшон, и ветер заиграл ее длинными черными волосами. Когда она начала с трудом высвобождаться из черной, плотно облегающей тело второй кожи, пожилые рыбаки за соседним столиком внезапно замолчали. К тому времени, как она наконец стянула гидрокостюм до уровня бедер, обнажив идеальную фигуру в красном бикини, наши соседи в полном экстазе практически посползали со скамейки на землю.

– Проклятье, любовь моя, прикройся, ты же простудишься так до смерти.

Она подняла глаза на Дейва, как будто не замечая эффекта, который произвела на рыбаков, стоя перед ними мокрой и почти обнаженной.

– Спасибо, сейчас прикроюсь.

Услышав ее хрипловатый голос, один из стариков окончательно перегрелся: схватившись за голову, он начал раскачиваться из стороны в сторону. Друзья налили ему стакан воды.

– Прими-ка свои таблетки от сердца, Дуглас, и отвернись.

– Ничего, приятель, если ты отключишься, я смогу оказать первую медицинскую помощь. – Дейв и Джули уселись за стол напротив нас. Выйдя из Тайнхем Кэп, они пошли тем же маршрутом, что и мы, отстав где-то на милю, разве что к бухте Лулворт пошли другой дорогой. – Проклятье, вот же стариканы, а? Я лично не хочу стареть, терпеть ангину, диабет, артрит и все такое. Нет уж, я собираюсь идти и идти, и тогда мы будем в порядке, да, Джу?

– Надеюсь.

– Мы все надеемся, – Мот выразительно посмотрел на меня, запрещая мне рассказывать им правду. Постороннему человеку показалось бы, что он просто смеется и пьет чай. Мы оставили Дейва и Джули доедать плотный завтрак, не рассчитывая увидеть их вновь.

* * *

Тропа шла невысоко и полого, среди деревьев и высоких живых изгородей. Под порывами ветра потрескивали в стручках семена дрока и постукивали друг об друга ветви терновника. Из-за крон деревьев над головой мы не заметили вовремя, что сиреневое облачко закрыло полнеба, и не увидели, что с моря к нам приближается стена дождя. Без малейшего предупреждения небо разверзлось, и на нас обрушился настоящий потоп, превратив пыльную тропу в коварный суп. Острые иглы дождя били по лицу с такой силой, что мы почти не разбирали дороги. Внезапно у меня ушла земля из-под ног, и я увидела, словно в замедленной съемке, как мои ноги взмыли в воздух, а мир вокруг завертелся, как волчок. Небо оказалось сначала впереди, потом внизу, а потом из ниоткуда на меня выскочила живая изгородь. Я перестала катиться и попыталась встать, но оказалось, что я пришпилена к кусту терновника десятками шипов. С большим трудом мне всё-таки удалось подняться на ноги, и Мот по одной вытащил из меня колючки: ноги и руки у меня превратились в пульсирующие от боли подушечки для булавок. И без того не слишком водонепроницаемый плащ порвался и теперь совсем не защищал меня от дождя, к тому же я с ног до головы была покрыта черной грязью. Мы побрели дальше, через деревушку Осмингтон Миллз, где десятки людей прятались под садовыми зонтиками.

Солнце выглянуло из-за туч так же быстро, как пропало, и осветило залив Уэймут. Грязь, которой я была покрыта, понемногу высохла коркой, потрескалась и отвалилась. Ссадины ужасно болели. Мы вытащили последние торчавшие из меня колючки и, ориентируясь на фонари, пошли в город, чтобы закупить еды и заночевать на пляже, если не найдем ничего получше. Такой у нас был план, но мы зря забыли, что в нашем случае самый лучший план – это отсутствие плана.

Уэймут – самый большой город, встретившийся нам на тропе после Ньюки, где мы были год назад. Возле статуи Георга III мы купили мороженое, а потом пошли гулять по городу, особенно оживленному в первую неделю летних каникул. Было время ужина, и семьи расползались по ресторанам: усталые дети, которым давно пора спать, тещи и зятья, которые явно были бы рады больше не видеть друг друга никогда в жизни. В животе у меня нарастало странное ощущение, как будто желудок сжимался до размера горошины, а потом стремительно расширялся и становился с футбольный мяч. Может быть, я просто устала, или проголодалась, или что-нибудь потянула, когда падала. Спазмы в животе ускорились, и меня бросило в жар, а потом вырвало мороженым и остатками утреннего бутерброда. Спустя полчаса рвоты мой желудок извергал только странную пену из зеленой желчи, но тошнить меня не переставало. Мот нашел такси и попросил водителя отвезти нас к любому ближайшему кемпингу.

– Нет смысла, приятель, они все под завязку забиты.

Мы сидели на скамейке на пляже, меня продолжало выворачивать наизнанку. Так прошло еще два часа, и я уже не могла сдвинуться с места, зависнув в странном состоянии между полусном и рвотными позывами.