— Посмотри, командир, какие снимки результатов ударов привез Черкасов, — сказал Калашников, когда я зашел вечером в штаб полка.

На каждом снимке отчетливо просматривалось по два-три попадания бомб в каждый эшелон.

Я ответил, что другого от этого экипажа и не ожидал.

— Штаб полка посылает эти снимки в штаб дивизии, — сообщил Калашников.

На следующий день, 26 декабря, полку была поставлена задача поддержать наступление войск 5-й танковой армии ударами по резервам противника в Тормосине и на станции Чернышковской.

В первом вылете общий боевой порядок полка было приказано возглавить мне. Удар предстояло нанести без прикрытия истребителей. Построив боевой порядок в «клин самолетов», мы взяли курс на Тормосин. Небо было ясное, видимость до двадцати километров.

При подлете к линии фронта напрягаю зрение, ищу в воздухе истребители противника, но их нет. Под утренним солнцем блестели только задонские просторы. На заснеженной земле хорошо было видно, что севернее Рычковской и Суровикино наши войска ведут напряженный бой. По дороге на Чернышковскую и Обливскую от Тормосина движется много автомашин и артиллерии, но между ними большие дистанции, как цели они были для нас невыгодными. На западной окраине Тормосина скопилось до семидесяти автомашин и около десяти танков, и мы нанесли по ним удар, уничтожив шесть автомашин и бензоцистерну, которая особенно ярко загорелась, распустив широкий шлейф черного дыма[116]. Разнокалиберная зенитная артиллерия вела по боевому порядку беспорядочный огонь, не причинив нашим самолетам повреждений.

Во втором вылете группу бомбардировщиков полка возглавил Гладков. Они тоже нанесли удар по скоплению войск и боевой техники противника в Тормосине.

В третьем вылете я возглавил группу полка из шести самолетов, и мы нанесли удар по железнодорожному эшелону и скоплению автомашин на станции Чернышковской. Одна из сброшенных бомб, очевидно, попала в склад боеприпасов, в результате чего произошел взрыв колоссальной силы[117]. Столб пламени и огня поднялся на высоту тысяча метров и закрыл всю станцию. Летчики по радио восторженными возгласами поздравляли друг друга с исключительно удачным ударом. Озабоченность проявлял только штурман нашего экипажа Федя Желонкин. Он несколько раз спрашивал меня:

— Что же мы привезем на фотоснимках? Один дым.

Но его опасения оказались напрасными. Так как в группе фотографировали результаты удара с трех самолетов, то после проявления и сравнения фотоснимков можно было видеть цель до удара, начало и развитие взрыва и окончательные результаты — станцию, покрытую огнем и громадным облаком дыма.

Вечером в эскадрилью прибыл на пополнение экипаж старшего лейтенанта Шубнякова П. Г. со штурманом Богаевым A. A., стрелком-радистом Заболотным и воздушным стрелком Варфоломеевым.

После представления я предложил Шубнякову устроиться и изучить условия боевых действий и тактику выполнения боевых задач. Рябов предложил экипажу Шубнякова занимать в общежитии любые из восьми свободных мест.

Когда Шубняков сел на крайний топчан, штурман Волков сказал:

— Не ложитесь на этот топчан, товарищ старший лейтенант. Он приносит несчастье. До вас на нем спал старший лейтенант Ширан, не вернувшийся с задания две недели назад.

— Вот на этом топчане я и буду спать, а ты ложись рядом, — сказал Шубняков своему штурману Богаеву.

Быстро раздевшись, Шубняков лег на топчан и заснул раньше, чем Богаев успел стянуть сапоги.

На другой день Шубняков обратился ко мне с просьбой проверить его экипаж и включить в боевой расчет. Я объяснил Шубнякову, что в запасном полку его экипаж неплохо подготовили «утюжить воздух», а для боевых вылетов они еще не готовы и им необходимо не менее месяца изучать боевую обстановку, противника и тактику действий бомбардировщиков. Из опыта боевых действий нашего и других бомбардировочных полков было известно, что почти каждый молодой или новый экипаж, сразу же посланный в бой, как правило, сбивают в первых же вылетах.

Шубняков обиделся. Он летал уже четыре года и успел за это время налетать на бомбардировщиках более семисот часов. И по возрасту он был в эскадрилье после Пузанского самым старшим.

Такие наши асы, как Рудь и Архангельский, выглядели по сравнению с ним мальчишками, Шубняков обратился к комиссару полка Куфте, заявив, что вырвался на фронт не для того чтобы торчать без дела в землянке и слушать молокососов, а затем, чтобы бомбить фашистов и драться за Родину.

Куфта изложил ему те же причины невключения его в боевой расчет, что и я, пообещав ускорить ввод его экипажа в боевые действия.

В течение 27 декабря экипажи нашего полка продолжали поддерживать наступление наземных войск на тормосинском направлении, нанося бомбовые удары по резервам и железнодорожным эшелонам противника на станции Чернышковской и на перегонах от Обливской до Морозовска.

При полете к цели пятерка самолетов под командованием Гладкова перехватила немецкий транспортный самолет Ю-52, следовавший к окруженной группировке в район Сталинграда, сразу же атаковали его и сбили. Героем этого боя стал стрелок-радист Гладкова Иван Иванович Зеленков. Когда самолет Гладкова после двух атак поравнялся с Ю-52 и летел с ним на параллельных курсах, именно Зеленков несколькими очередями в упор вывел из строя фашистских летчиков, после чего военно-транспортный самолет завалился в крутую спираль и врезался в землю.

Экипаж Черкасова бомбил и штурмовал колонну войск противника на дороге у Верхнего Гнутова, уничтожив две автомашины и автоцистерну с горючим[118].

Противник подбросил резервы и начал оказывать ожесточенное сопротивление нашим наступающим войскам в районах Миллерово, Тацинской и севернее Морозовска[119]. Весь день 28 декабря наш полк наносил удары по танкам и немецко-фашистским войскам у Мариновской и южнее Тацинской, поддерживая отход 24-го танкового корпуса и сражение наших войск у Скосырской. Совершив шестью экипажами шестнадцать боевых вылетов, полк уничтожил три танка и одиннадцать автомашин противника[120].

Для того чтобы уменьшить противодействие нашим войскам со стороны вражеской авиации, на другой день нам была поставлена задача уничтожать самолеты противника на аэродроме Морозовск.

Несмотря на низкую облачность и сильное обледенение, экипажи полка прорвались к цели и нанесли по ней бомбовый удар.

Вечером одиночные самолеты противника с небольшой высоты бомбили наш аэродром. Основной удар фашистские летчики нанесли по штабу полка и общежитию летного состава. Бомбардировщики сбрасывали бомбы с небольшой высоты. Короткие завывания бомб заканчивались черными фонтанами смерти и взрывов. В результате бомбежки был убит помощник начальника штаба полка капитан Даниленко Д. С., ранено несколько человек личного состава и взрывом бомбы сорвана крыша с общежития летного состава второй эскадрильи.