– А куда делись больные после кончины врача? – вернула я собеседника с высот науки на землю.

Алексей Юрьевич удивился:

– Ну… кто куда, а почему вы этим интересуетесь?

– Похоже, их родственники очень заботливы, платили деньги, надеялись вылечить несчастных, – сказала я.

– Вероятно, – согласился Гладков.

– Может, они нашли второго Козлова? Пожалуйста, проверьте, куда уехали бедняги?

Алексей Юрьевич не стал спорить и взял «мышку».

– Фамилий и имен я не назову, это нарушение врачебной тайны. А в остальном… так! Одна из женщин умерла накануне выписки. Остальных, двух мужчин и девушку, забрали члены семей, других сведений нет.

Не успела я переварить эту информацию, как в кабинет вошла Юлия.

– Можно посмотреть коттедж, – объявила она.

– Прекрасно, – обрадовался Алексей Юрьевич, – ступайте, подумайте и завтра возвращайтесь с ответом. Вынужден поторопить вас с принятием решения, вип-палаты у нас долго не простаивают.

Мы с Юлей вышли во двор – и схватились за руки. Сильный порыв ледяного ветра чуть не сбил нас с ног.

– Ну и погода! – закричала медсестра и закашлялась.

Я молча семенила за Юлией. Идти пришлось довольно далеко, в конце концов мы очутились в небольшом домике и сняли в прихожей верхнюю одежду.

– Давайте расскажу вам об отделении, – предложила Юля, натягивая на сапоги бахилы, и, не дожидаясь реакции спутницы, начала лекцию.

Через пять минут я узнала, что территория вип-отделения тщательно охраняется, больные между собой не общаются, они гуляют в двориках, прилегающих к домикам. Посещать клиента могут лишь близкие родственники, им выдают пропуска с фотографиями. Никого из посторонних сюда не пропустят. Высокий забор, будка охраны, камеры и тщательно запертые двери, – просто тюрьма, а не санаторное отделение. Психически нестабильного человека постоянно стерегут, при нем неотлучно находится медсестра, она живет с пациентом, не покидает его ни на минуту, служит для него мамой, другом, выслушивает жалобы, развлекает его. После того, как подопечный покидает клинику, медсестре запрещается с ним встречаться.

– А если больной здесь находится год? – удивилась я.

Юля развела руками, на ее правом запястье сверкнули бриллиантами дорогие, похоже, антикварные часы, наверное, доставшиеся медсестре от мамы или бабушки.

– Значит, она с ним проведет двенадцать месяцев, это часть терапии.

Я поправила растрепавшиеся под капюшоном волосы.

– И жены, чьи мужья здесь оказываются, не ревнуют их к молодым леди в белых халатах?

Юля усмехнулась.

– Нет. Вам придет в голову испытывать любовь к клизме? Да и наши сотрудницы не особенно хороши собой.

– Иногда психологическая связь крепче сексуальной, – вздохнула я.

– Здесь спальня, – перевела беседу в другое русло Юля, – там гостиная, за ней кухня-столовая, комната медсестры. Извините, еще не весь мусор вынесли и не привели интерьер в надлежащий вид. На полу обычно лежат ковры, но их отправили в чистку, занавески в стирке. Естественно, постельное белье будет новым, если пожелаете, можете завезти свое.

– А кто занимал коттедж раньше? – Я старательно исполняла роль жены, озабоченной комфортом для больного супруга.

– Извините, эти сведения не разглашаются, – мягко ответила Юлия.

– Но этот человек не умер? – прикинулась я встревоженной.

– Конечно, нет, – успокоила меня Юлия, – уехал недавно здоровый.

По моим ногам пробежал сквозняк.

– Кать, – забасил грубый голос, – где плинтус отлетел?

– У несчастного в спальне, – прозвучало в ответ, – и тама еще на подоконнике царапины. Ногтями он его, что ли, скреб?

– Если тебя тут запрут, не то заскребешь, – заявил мужчина.

– А ну прекратите! – гаркнула, опомнившись, Юля. – Я человеку коттедж показываю.

В прихожей громко ойкнули, по полу снова потянуло холодным воздухом, и голоса стихли.

– Извините, – испуганно забормотала Юлия, – это уборщица и плотник.

– Про какой подоконник они говорили? – бесцеремонно спросила я. – Если вы больных мучаете, то я никогда к вам мужа не привезу, – топнула я ногой. – Отлично слышала про отметины на подоконнике! Некий бедняга пытался отсюда выбраться!

Честно говоря, я была очень благодарна простодушной парочке, которая, не обратив внимания на куртки, висящие в прихожей, завела откровенный разговор. Мне нужен повод, чтобы уйти отсюда, гордо заявив: «Не нравится мне у вас!»

Юлечка сжала губы.

– Ну ладно. Расскажу кое-что. Этот коттедж занимал один человек. Первый раз его сюда доставили тайно, давно, никто, кроме лечащего врача и медсестры Елизаветы Лапкиной, пациента не видел. Его не водили ни в бассейн, ни в библиотеку, вообще никуда. Потом ему стало лучше, его забрали, а недавно вернули, но ненадолго, на днях он съехал. Я его никогда не видела, имя зашифровано, карточки его нет даже в нашей базе.

– Железная маска, – вздохнула я.

– Скорей кто-то из хорошо узнаваемых людей, – буркнула Юля, – может, политик. Вот его и прятали столь тщательно. У нас если родные попросят, мы все сделаем, расшибемся ради клиента в лепешку.

– Наверное, Елизавета Лапкина самая лучшая медсестра, раз ее к супервипу приставили. Она сейчас свободна? – изобразила я живейшую радость. – Пусть займется моим мужем.

– Лиза давно уволилась, – вздохнула Юлия, – мы ее уговаривали остаться, но она словно взбесилась, никаких разумных аргументов не слышала, бросила отличное место с шикарной зарплатой. У нас сестры – элита, им и деньги хорошие платят, и клиенты подарки делают не дешевые. Лизе, например, одна женщина подарила очень дорогой антикварный браслет. Золотая пластина, а на ней «яблоки», покрытые эмалью. Бешеных денег стоит. Пойдемте, нам здесь больше делать нечего.

Я сделала шаг и приметила на полу около стены розовый комочек. Подняла непонятный предмет, это оказался крохотный цветок из ткани. В голове зашевелились воспоминания, но тут Юля выхватила у меня шелковый лоскутик.

– Бросьте, здесь еще не домыли. Если решите снять коттедж, могу вам посоветовать Варю Харламову. Она пока свободна, отличный специалист, очень ответственная девушка.

Очутившись за воротами «Созвездия», я начала ловить такси. До метро можно было без проблем доехать на автобусе, но декабрь разбушевался по полной программе, дул сильный ветер, по тротуару змеилась поземка, с неба падала колкая «крупа», прыгать на остановке в ожидании муниципального транспорта мне абсолютно не хотелось. Не успела я призывно поднять руку, как из крайнего левого ряда наперерез потоку ко мне бросились ржавые «Жигули». Такие машины москвичи давно зовут «Джихад-такси». Я влезла в сильно пахнущий табаком салон, прочитала табличку «Не курить» и откинулась на сиденье. «Владимирский централ, этапом из Твери», – заливалось радио, из чуть приоткрытого окна водителя дул пронизывающий ветер, а сам шофер, одной рукой придерживая руль, второй нажимал на кнопки мобильного. ГАИ запретило водителям болтать во время езды, нарушителю грозит солидный штраф. Многие автолюбители подчинились, они теперь не ведут разговоры по сотовому в момент движения, а посылают эсэмэски, ведь в отношении последних никаких карательных мер не предусмотрено. Наверное, мне следовало сурово сказать безответственному бомбисту: «Погодные условия сложные, прекратите отвлекаться».