Воронцов поднялся из-за стола. Ключа он, кстати, так и не коснулся.

— Марк, ты в порядке? Может быть, нужна помощь?

— Все отлично, Воронцов. Выпьешь со мной?

— Я на работе, прости. Хочешь, официант принесет виски сюда? Расскажешь. Тут спокойней.

— Нахер спокойствие. Пойду туда, там весело. Чья-то свадьба. А у меня…

— Стоит только на невест, — эхом ответил Воронцов.

— Во, точно. Спасибо, друг, не дал забыть.

— Марк, стой.

— Не, надо, Воронцов. Все в порядке.

Я толкнул дверь, яркие софиты ослепили, разноцветные пятна заплясали перед глазами. Я принял правильное решение, когда отказался пить в кабинете. Хрен бы я слез с этой лестницы, если бы нажрался. А так буду ближе к земле. И народу.

И невестам.

Ха-ха-ха.

Бесцеремонно расталкивая народ локтями, я вернулся к стойке. Вовчик заметил меня издали, тут же налил виски, добавил льда. Прошептал одними губами: «За счет заведения».

Все-таки вот Воронцов с Олей — люди совсем другого поля ягоды. Я сам никогда и никого я не прощал. Даже за малейшую провинность, я не готов был идти на переговоры. А они? Человек участвовал в похищении его невесты, и он не только остался жив, я уверен, что Воронцов его даже не кастрировал собственными руками.

Хорошо, что я больше никогда не женюсь. Я был бы ужасным мужем. Не прощал бы ничего. Не мог бы договариваться. Не шел бы навстречу. Компромисс это не про меня.

Месть свершилась. Обоюдоострая.

Илона, как Джульетта, умерла сама, оставив мне яду на дне. А я не успел… Погнался за двумя зайцами, а вывел только шлюху на чистую воду. Это я умею, в этом я преуспел. Шлюхи мой конек.

А Вера…

Вера решила не связываться со мной.

— До чего уродливое платье! — крикнула одна девушка рядом другой. На ухо, но получилось слишком громко, слышал даже я.

Поднял глаза.

И в отражении зеркал за барной стойкой увидел невесту.

Вера

— Хорошо, что ты одумалась, Вера, — сказала мама, расправляя фатиновую белую юбку. — Это платье, конечно, не похоже на то, что мы мерили в том салоне, сегодня утром. Но зато смотри, как дешево!

— Оно из свадебного секонд-хэнда, мама.

— Ну да, и что? Один раз надеть, не понимаю, зачем в долги ради платья влезать? Если это возьмем, то еще и на мясную нарезку к столу останется. А то отец нам мало денег дал…

Смотрю в зеркало. Мама суетится вокруг кремового платья, которое мне велико. Деньги на это платье выделил мой отец, а Юра оплатил вечеринку после застолья дома.

Все предопределено.

А я ничего не чувствую.

Выхожу из магазина, где запах старого фатина перемешан с нафталином и вонючками от моли. Где-то на втором этаже Юра со своими родителями примеряет такой же костюм с чужого плеча. Наша свадьба вся проходит под девизом «Зачем лишний раз тратиться?»

Родители Юры думают, что я все-таки залетела от их сына, чтобы он наконец-то женился на мне, поэтому мы так и торопимся, но все люди культурные и вслух об этом никто не говорит.

Все прошлые вечера под предварительно пожаренную с лучком карточешку, да под холодную стопку водку Юра соглашается с моей мамой абсолютно во всем. А мама выразительно смотрит на меня с видом победительницы. Она называет это «учись женской мудрости, Вера, пока я жива».

Мама очень обрадовалась тому, что мой хахаль меня бросил. Она поняла это по моему виду в ту ночь, когда я все-таки добралась до дома, удивительно, что целой и невредимой. Меня трясло, я продрогла до костей и слезы сами собой лились в три ручья. Сложно было не понять, что произошло.

Юра даже не поинтересовался, где я и что со мной, когда я сначала задержалась, и после, когда мама в ту ночь постелила мне рядом с собой и сказала ему, что просто я перебрала на встрече с подружками и, возможно, буду блевать всю ночь.

Я прорыдала всю ночь. И весь следующий день. Слезы просто лились из глаз, а потом высохли, но для меня ничего не изменилось. Чувств не было.

Одной из ночей рука Юры легла мне на бедро.

— Верунчик, а я скучал.

— У меня месячные, Юра.

Я не врала, а к тому же у нас был полный дом родственников, а стены — картонными. Сразу после нашей свадьбы, они все разъедутся, и мы останемся одни.

Что я буду делать тогда?…

Мне бы испугаться, одуматься, но чувств больше не было. Мыслей тоже. Ни цветов, ни запахов, ни вкуса.

Ничего. Больше. Не было.

Часто мне казалось, что меня и самой нет, особенно когда на крохотной кухне вызванные из соседнего города свекор, свекровь и моя мама обсуждали детали свадьбы.

Моей долгожданной свадьбы.

А мне было плевать.

— Поздравляю! Горько!

Сколько дней прошло? Не знаю.

Уворачиваюсь от Юры, и губами он касается моей щеки. В пятый раз за вечер.

Мы снова на кухне и нет никакой разницы, только на мне свадебное платье с чужого плеча и мама постоянно шепчет на ухо о том, чтобы я была аккуратно, не заляпала юбку, а то на химчистку денег нет, а сдавать его уже завтра утром.

Мама предпочитает не замечать, что эти опасения беспочвенны. Я сижу перед пустой тарелкой.

— Горько! — самозабвенно вопит свекор и осушает рюмочку наливки.

— Что-то ты бледненькая, Вера, — волнуется свекровь.

По тому, что мне кусок в горло не лезет, она уже полностью уверена, что это токсикоз и внуки на подходе.

— Переволновалась, — отвечает за меня мама. — Шутка ли! Такое долгожданное событие! Еще наливочки?

Свекор подставляет опустевшую рюмку и тут же ее опрокидывает в себя под неодобрительный взгляд супруги.

Через час к нам в квартиру вихрем врывается Зоя с девчонками. Мама все еще пытается уговорить меня снять платье, чтобы не порвать его, но девочки быстро меня уводят. Я остаюсь в чужом платье, на чужой свадьбе, потому что по ощущениям эта свадьба даже больше моей мамы, чем моя.

Подружки заваливаются вместе со мной в первое такси, а во второе садятся мальчики, однокашники Юры. Мы начинаем пить шампанское прямо в машине, еще по дороге в ночной клуб.

Я быстро пьянею, а из еды у нас с собой только «Рафаелла». В клуб нас пропускают без очереди. Девочки, которым моя мама всю плешь проела, со смехом несут мою юбку, спасая подол от грязных луж.

Мы поднимаемся на второй этаж, в вип-ложу, где мне опять наливают шампанское, уже за счет заведения. По ушам бьет ритмичная музыка, когда нам присоединяются опоздавшие мальчики. Они же достают из пакетов из супермаркета алкоголь покрепче, а после прячут под столом.