– Это неудивительно, – сказала Хейзел. – Но, значит, вы тоже думаете, что он пропал?

Дженни нахмурилась и медленно кивнула.

– Он и моя подруга достаточно… близки, – сказала Хейзел. – И вечер перед отъездом музыкальной группы они провели вместе. Он уверял ее, что не поедет с ними.

По выражению лица Дженни было невозможно понять, о чем она думает.

– После этого он исчез, – продолжила Хейзел. – Он не приходил к нам, и никто его не видел. Моя подруга отправила ему письмо в Экс-ле-Бен, но он не ответил, – вдруг она поняла, как это звучит со стороны. – Конечно, иногда дружба, эм, заканчивается. Но на это не было и намека. Даже наоборот. Моя бедная подруга убита горем.

Дженни огляделась, как будто хотела убедиться, что их никто не слышит.

– Я надеялась, – сказала Хейзел. – Может, вы знаете кого-то, кто может написать ему и убедиться, что с ним все в порядке? Мы просто хотим знать, все ли у него хорошо. Даже если он больше не хочет с нами видеться.

Какое-то время Дженни молчала.

– Никто не знает, где он, – наконец сказала она. – Его имени не было в списке группы.

Хейзел кивнула. Очевидно, Дженни хотела сказать что-то еще, но не решалась.

– Вот что я хочу знать, – Дженни наклонилась ближе. – Некоторые местные солдаты – могильщики.

Хейзел побледнела.

– Могильщики?

– Солдаты болеют и получают ранения на поле боя. В Сен-Назере сотни могил.

Хейзел боялась услышать, что она скажет дальше.

– В день, когда группа уехала, один из могильщиков рассказал нам по секрету, что ему дали задание тайно похоронить молодого черного солдата.

У Хейзел зашумело в ушах. Она даже не хотела допускать такую мысль.

– Его убили, – сказала Дженни. – Забили до смерти. Даже лица не узнать.

– Но… здесь тысячи черных солдат, – запротестовала Хейзел.

– Тсс, – Дженни приложила палец к губам. – Я знаю. Было ужасно об этом узнать, но тогда я подумала, что не знаю погибшего солдата, – она снова осмотрелась. – Обри перестал приходить, когда группа уехала в тур. Но он рассказал всем, что не поедет с ними, – девушка вздохнула. – Так что, когда он перестал появляться, я расспросила его друзей в роте «К». Никто ничего не знает, – она понизила голос. – Но могильщик сказал мне, что тело принесли лейтенант Эйроп и капитан Фиш.

– Капельмейстер[26]? Тот самый лейтенант Эйроп?

Дженни кивнула.

– А капитан Фиш – командующий офицер Обри.

Хейзел прижала ладони к вискам. Не может быть. В Обри было больше жизненной энергии, чем в десяти людях, вместе взятых. Наверняка его невозможно убить. У него должно быть больше жизней, чем у кошки.

Бедная Колетт!

– Это еще ничего не доказывает, – сказала Хейзел. – Мы можем ошибаться.

Дженни ничего не ответила. Казалось, она тоже пыталась убедить себя, что все в порядке, но у нее ничего не вышло.

– Разве нельзя написать кому-нибудь из его группы?

Дженни сжала губы.

– Я не могу выдать могильщика, потому что он мой друг, – она грустно посмотрела на Хейзел. – Простите, что ничем не сумела вам помочь.

Хейзел взяла ее за руку.

– Я рада, что мы познакомились, – сказала она. – Даже несмотря на то, что нас свел такой печальный случай. Я вижу, что вы тоже беспокоитесь за Обри.

Молодая женщина едва заметно напряглась.

– Он был хорошим другом.

Возможно, она надеялась, что он может стать кем-то большим. Кто мог ее винить?

Хейзел кивнула, еще раз поблагодарила Дженни и ушла.

Что хуже? Когда сердце возлюбленного остывает? Или когда его забирает смерть?

Хуже всего, когда неведение бросает тебя из одной крайности в другую. Слишком много влюбленных оказываются в такой ситуации во время войны. Если письма прекратились, это значит, что они убиты или попали в плен? Мертвы или просто отдалились? Если вы гуманный человек – а именно таким была Колетт – вы надеетесь, что они живы и полюбят снова, если не вас, то кого-нибудь другого. Мучительное предательство сердца.

Когда Хейзел поделилась всем, что узнала в лагере Лузитания, от лица Колетт отлила вся кровь, и она стала похожа на восковую фигуру. Девушка задрожала и начала раскачиваться из стороны в сторону. Хейзел взяла ее за руки: они были холодными как лед.

– Обри? – прошептала Колетт. – Ты не мог вот так уйти.

– Я уверена, что с ним все в порядке, – утешила ее Хейзел. – Это мог быть кто угодно.

– У него вся жизнь впереди, – тихо сказала Колетт. – Его музыка. Его друзья. Его семья, – ее лицо исказилось. – Этого не может быть.

– Уверена, что не может, – согласилась Хейзел.

– Жестокая Судьба меня ненавидит, – прошептала ее подруга. – Ей нравится смотреть, как я страдаю.

Сердце Хейзел обливалось кровью.

– Мы не знаем наверняка, – сказала она. – Я молюсь, чтобы это оказался не он.

– Я даже не пешка, – глаза Колетт были пустыми. Из них ушел весь свет. – Я – игрушка в руках мстительного бога, – она перевела взгляд на потолок. – Чем я согрешила?

Хейзел обняла Колетт в надежде, что ее перестанет трясти.

– Этого не может быть.

– Может, – Колетт вырвалась из объятий подруги. В ее глазах сверкнуло что-то безумное. – Милосердный бог никогда бы этого не допустил. А если бога нет, то по воле случая со мной хотя бы иногда происходило бы что-то хорошее, non? Может, вероятность пощадила бы меня? – Она горько рассмеялась. – Но нет. Бог есть, и он жесток. Он презирает меня. Ему нравится заставлять меня плакать.

Хейзел погладила подругу по спине и принесла холодную тряпку, чтобы приложить к ее горящему лбу.

Колетт успокоилась, но это состояние было еще хуже. Из нее словно ушла вся жизнь.

– О, Обри, – прошептала Колетт. – Что они с тобой сделали?

Хейзел принесла свое одеяло и осталась ночевать в комнате Колетт. Когда она заснула, Колетт пошла бродить по хижине досуга в ночной сорочке и халате. В конце концов, она села на скамейку у пианино.

Для меня у нее были припасены самые грубые слова, но меня это не задевало. С моей стороны было бы нечестно бросать влюбленных в самые трудные моменты. Богиня Страсти все понимает. Совсем не богохульно винить меня в том, что любовь ушла. Гораздо хуже – наполнить свое сердце ненавистью, предрассудками, жадностью и гордостью, ведь тогда я больше не смогу его найти.