Обри любил ее, и Джоуи пришлось умереть из-за этой любви.

В лучшем мире война никогда бы не началась. Колетт Фурнье была бы в Динане, в объятиях своего бывшего возлюбленного Стефана. Единственным достойным поступком со стороны Обри было найти для нее нового Стефана.

Поэтому, когда ему пришло письмо от Колетт, он сделал невозможное. Обри отложил письмо, не ответив на него.

– Много ли писем ты написал своей девушке с тех пор, как приехал сюда?

Обри сидел за письменным столом в номере лейтенанта Эйропа. Часы пробили полночь, и его глаза болели от переписи нот и аранжировки новых композиций для группы.

– Нет, – медленно ответил Обри. – Ни одного.

Джим Эйроп заглянул ему за плечо.

– Ты пишешь не в си-бемоле.

Черт. Как Эйроп так быстро это заметил? Обри забыл, что пишет для духовых, а не для фортепиано. Он очень хотел спать, но все же потянулся за чистым листом бумаги. Некоторые солдаты не спали всю ночь, копая траншеи и восстанавливая укрытия, а некоторые – переписывая мелодии для джазового аккомпанемента.

– Ты уехал, ничего не сказав? – спросил Эйроп. – Она даже не знает, что с тобой произошло?

Обри поднял голову.

– А какой в этом смысл?

Из-под руки Эйропа на удивление быстро вылетали ноты и штили.

– Я не пытался разрушить ваши отношения, – сказал лейтенант, – просто мне нужно было вытащить тебя из этой передряги, – он подул на влажные ноты. – Ты же знаешь, что в Сен-Назере для тебя небезопасно.

Эйроп зевнул.

– Вам нужно поспать, – сказал Обри. – Сэр.

Лейтенант выпрямился и потянулся.

– Я еще не закончил. К тому же я сказал парням, что до утра буду переписывать три миллиона нот, – он ухмыльнулся. – Но они не знают, что у меня есть секретный помощник.

– Вот спасибо.

Эйроп вернулся к своим записям.

– Мне показалось, – сказал лейтенант, – что эта девушка для тебя особенная, – он напел отрывок мелодии, постукивая по столу. – Разве не так?

Самым быстрым способом отвязаться от Эйропа было признать, что она никогда не была для него важна.

Он подумал о том, как Колетт пострадала от рук немцев. Она столько потеряла. И когда в ее сердце снова начала зарождаться надежда, Обри ее покинул.

– Если она была для тебя просто развлечением, – сказал Эйроп, – то лучше бы тебе поскорее об этом забыть. Так будет даже лучше.

Обри молча склонился над стопкой нотных листов.

– Эдвардс, – сказал Эйроп. – Джоуи не станет легче, если ты будешь истязать себя.

Обри опустил глаза.

– Да, сэр.

Этот ответ не убедил лейтенанта, и он дождался, пока Обри посмотрит ему в глаза.

– Если она была особенной тогда, то остается особенной и сейчас, – сказал он. – Не будь идиотом.

– Нет, сэр, – ответил рядовой Обри Эдвардс. – В смысле, да, сэр. Не буду.

В последнюю ночь в Экс-ле-Бене, Обри все же решил написать письмо.

«Плохой из меня Ромео, – подумал он. – Пишу Колетт только потому, что мне приказал старший офицер».

Он никак не мог понять, что же ему сказать. Прости, что я исчез? Я знаю, что мы во многом друг другу признались, но, ты знаешь, я был немного занят?

Он не должен был заставлять ее ждать. Это было глупо и эгоистично. Нельзя просто отказаться от такой девушки, как Колетт Фурнье.

Было бы намного проще, если бы он мог рассказать ей о Джоуи, но лейтенант Эйроп неоднократно напоминал ему держать язык за зубами. Правда опустошила бы ее. Зачем перекладывать на нее чувство вины? Он и сам справлялся с этой работой.

Обри залез под кровать и нащупал свой вещмешок. На самом дне он нашел свою записную книжку с песнями, которые он начинал писать для Колетт.

Он выбрал первую песню, взял чистый нотный лист и скопировал ее нота в ноту, а в конце добавил: с любовью, Обри.

Морской бриз принес с собой весенний ветерок, обдувающий лицо Хейзел на пути к лагерю Лузитания и их хижине досуга. В воздухе ощущалась надежда. Сен-Назер словно ожил.

Все больше и больше американских солдат приезжало в лагерь почти каждый день. Им еле хватало места в бараках. Каждый день на фронт отправлялись новые дивизии. Совсем скоро американцы окажут значительное влияние на ход войны.

«Пусть оно будет быстрым, – молилась Хейзел. – И решительным».

Хейзел зашла в хижину. Посреди дня там было тихо, но все же она обнаружила несколько солдат и волонтеров Юношеской христианской организации. Хейзел с удивлением отметила, что девушки носили такую же форму, как у нее. Почему она не видела их, когда знакомилась с другими волонтерами Сен-Назера?

Потому что они были черными.

К ней подошла молодая женщина.

– Я могу вам помочь? – спросила она. – У вас сообщение из главного штаба?

Хейзел покачала головой.

– Нет, – ответила она. – Я здесь по более, эм, личной причине. Хочу спросить о солдате из пятнадцатого пехотного полка.

Молодая женщина внимательно посмотрела на нее.

– Пойдемте со мной, – она повела Хейзел к двум низким стульям в углу.

– Меня зовут Дженни, – представилась девушка.

– Приятно познакомиться, – сказала Хейзел. – Я – Хейзел.

– Вы англичанка, да?

Хейзел кивнула.

– Вы меня раскусили. Может, вы знаете рядового Обри Эдвардса?

Дженни моргнула.

– Вы его видели? – прошептала она.

Хейзел была удивлена.

– В смысле, как он играет на пианино?

Дженни покачала головой.

– Нет. Я спрашиваю, видели ли вы его в последнее время.

У Хейзел упало сердце. Эта девушка тоже не знала, где Обри.

– Значит, вы его знаете, – сказала Хейзел. – Нет, я его не видела. Я пришла сюда в надежде его найти.

Дженни немного отстранилась, как будто ей в голову пришла новая, пугающая мысль.

– У него какие-то проблемы? – спросила она. – Почему вы его ищете?

– Никаких проблем, – быстро ответила Хейзел. – Совсем никаких.

Тревога исчезла с лица Дженни.

– Всем здесь нравится Обри Эдвардс.