Верлен с возрастающим удивлением слушала гневную отповедь всегда выдержанного заместителя. Его глубокий, обаятельный голос, обычно утешающий и успокаивающий, сейчас был похож на верблюжью шерсть: колючий, сердитый, саднящий. Впервые Майя увидела в глазах Шамблена искреннее страдание и поддалась безотчётному порыву: поднялась, взяла его за руки и уткнулась в надёжное плечо.

– Прости меня, Анри. Я тебе позже объясню. Пожалуйста, прости.

Заместитель неловко поднял руки, обнял прямые плечи, на несколько мгновений сильно прижал к себе, отпустил и на полшага отступил, чтобы заглянуть в глаза своему директору:

– Май. Май! Посмотри на меня.

Верлен подняла взгляд и, чтобы разрядить обстановку, голосом маленькой виноватой девочки пролепетала:

– Прости меня, ну, пожалуйста!

Шамблен от неожиданности потёр глаза, потом с облегчёнием улыбнулся, словно сквозь свинец ледяных туч брызнуло солнце:

– Ладно, ты победила. Итак, давай, садись, я тебе расскажу, что и почему.

Майя неловко приткнулась на стул напротив. Анри тоже сел, протянул руки, взял прохладные пальцы Верлен в свои:

– Когда Марта погибла, господин президент взял с меня слово, что я с тебя глаз не спущу. Ну, не в буквальном смысле, конечно, но что-то очень близкое. Поэтому я смотрю за тем, когда у тебя включается и выключается сигнализация (тут ты, в основном, предсказуема), какие у тебя маршруты. Да, и в «Ягуаре», и на байке стоят маячки. Смирись. Камер наблюдения у тебя дома нет, хотя я бы поставил одну, на входе. Но это мы ещё обсудим. Понимаешь, Май, как бы тебе ни казалось, что твой отец – бесстрастная машина для процветания банка, это совсем не так.

Верлен недоверчиво дёрнула плечом, но промолчала.

– Ему, на самом деле, так же плохо, как и вам всем. Но он же – глава семьи, он – каменная стена, он – надежда и опора и прочие высокопарности. Только ты пойми, он – человек, твой отец, каким бы строгим он ни был. То, чего он всегда хотел и хочет, это вашего безусловного счастья. А иначе – зачем вообще вот это всё?

Анри махнул рукой вокруг:

– Эти стены, эти цифры, эти печати – зачем? Не для того, чтобы положить здесь жизнь, не видя ничего, кроме компьютеров. Это просто средство, которое делает жизнь намного легче с точки зрения того, что поесть, где выспаться и куда поехать в отпуск. Но это средство – не тюрьма тебе. Не тюрьма, но – угроза. И ты понимаешь и согласна со мной. Поэтому мы сейчас с тобой договариваемся, что больше ты не делаешь опрометчивых шагов.

Анри потёр лоб и вдруг как-то очень беззащитно взглянул на девушку:

– Из-за всех этих историй твоя поездка выбила меня из колеи. Я испугался. Глупо, конечно, но мне кажется, я так не боялся лет с пяти, когда увидел змею на одном из пляжей на Атлантическом побережье, где мы отдыхали семьёй. Вот тогда и вот сейчас. Сейчас, наверное, даже больше. А на те пляжи я теперь не езжу, кстати.

Верлен кивнула, не зная, что ответить. Мурманское небо всё ещё скреблось в горле и коленях, и так много предстояло сделать, что, жестом остановив Шамблена, безмолвно включила планшет и показала снимок школьных классов, пальцами раздвигая изображение Ольги. Вглядевшись, Анри сдавленно произнёс:

– Мать твою… это что, Орлова? – и вскинул на директора потемневший взгляд.

Та отрицательно мотнула головой:

– Не она. Это, по словам директрисы, школьная любовь Солодова. Зовут Ольга Лаптева. Точнее, вышла замуж, стала Карли. И, видимо, та девушка с фотографии, которую мы нашли у Марты.

– Но… как это может быть? И как ты её вообще нашла? Откуда эта девочка?

Отошла к окну, вгляделась в небо, вдруг, после признания Анри в детском страхе, показавшееся ей перетекающим клубком пятнистых змей, вздохнула, терпеливо пережидая, пока под рёбрами потухнут угольки тревоги. Скупо перечислила факты, которые узнала в Мурманске, но ни слова не сказала о своих подозрениях и страхах. Шамблен всё крутил планшет, и так, и эдак рассматривая фотографию. Крякнул, поднялся:

– Пойду к Костякову. Кстати, ни Солодова, ни Карли у нас в «Метке» нет. Но мы ищем. Сергей уже должен был достать эти чёртовы списки. Посмотрим, посмотрим…

Оставшись одна, опустилась за стол, подвинула мышку, взглянула на светящуюся точку «Фиата»: «Если бы меня оставили вот так, ничего не объяснив, я бы, наверное, не стала возвращаться. Зачем ты приезжаешь? Что ты хочешь? Отдать ключи? Что-то спросить? Я боюсь того, что ты можешь сказать, но так хочу, чтобы ты приехала и сегодня. Я хочу оставить тебя у себя и никуда не отпускать. Я боюсь за тебя, потому что мне кажется, что злобный взгляд упыря следит за тобой. Но что гораздо страшнее – что ты – вместе с тем упырём. Что ты используешь меня. Что это может быть таким фантастическим лицемерием, иезуитской игрой. И поэтому я тебе ничего не расскажу, а буду просто за тобой присматривать. Наблюдать. Изучать. Если смогу дышать и соображать, когда ты будешь рядом».

Мысли гонялись друг за другом, стягиваясь в душный клубок. Солодов и Ольга. Солодов и Диана. Солодов и Марта. Он ли тот упырь, что убил сестру? Может быть, просто так сложилась жизнь, и он пытается её прожить дважды, теперь – с Дианой? Может, ему тогда просто не повезло, Ольга его отвергла, и он её потерял, но нашёл тангеру? И Марта совершенно ни при чём, и он дружит с Августом просто потому, что так тоже бывает? Может ли так быть, что это – невероятное совпадение? И вовсе не смертельное, как вопит что-то дикое, угнездившееся в затылке? Если допустить, что Солодов – настолько же нелепый неудачник в личной жизни, насколько он успешен в бизнесе? И вся его грубость, фривольность, фамильярность – только маскарад, попытка защитить тонкую кожицу души? Как узнать? Как понять? Нашёл ли Солодов Ольгу в Петербурге? Что с ней стало, когда она вышла замуж? Нужно искать связи, искать зацепки, выяснять, кто такой муж и где он сейчас. Если он иностранец, то, вполне возможно, его уже нет в стране.

Если Ольга Карли окажется в списке, который сейчас добывают ребята, тогда становится ещё непонятнее. Как крутануть колесо времени и в какой волшебный фонарь подсмотреть, что случилось шесть лет назад? Год назад? Если бы Марта не была такой скрытной, если бы оставила больше подсказок… Но тогда, наверное, и не случилось бы того, что случилось.

Дверь снова распахнулась, и в кабинет вошли взбудораженные Шамблен и Костяков. Верлен подняла голову, вопросительно глядя на замов:

– Принесли списки?

Костяков запнулся о собственные брюки, накренился, да так сильно, что чуть не влетел головой вперёд, но Шамблен его заботливо поддержал:

– Не спеши, повелитель кодов, нам твоя голова сейчас очень нужна!

Парни нервно рассмеялись и плюхнулись за стол. Костяков жестом фокусника извлёк из кармана флешку и заговорщицки подмигнул:

– Списков пока нет, но зато у нас есть плохие новости!

Директор подозрительно взглянула на сияющих замов: