Но сейчас я словно схлопотал инфаркт. Моя сердечная мышца отказывается работать в привычном ритме.

Я словно перетрудился на пробежке или накидал на штангу “блинов” больше, чем могу поднять.

Словно болен. Аритмия. Одышка… Неизвестная болезнь разъедает душу серной кислотой, отравляет мои внутренние органы.

Добиваю остатки виски.

Час или два вот так сижу — почти мёртвый. Потом бреду в сторону спальни. Знаю, что Лизка уже видит десятый сон. Наверное ей снится шоппинг — страсть и увлечение. Главное в её жизни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я прохожу мимо спальни. Замираю возле двери, за которой находится спальня Лисички. Осторожно отворяю замок своим ключом.

Глаза быстро привыкают к темноте.

Мать моего ребёнка спит на боку. Какое милое личико. Ангельское! Щёки, губы… Нежные, как лепестки розы. Невинная. Чистая…

Сердце ещё сильнее начинает припекать.

На глаза набегает влага. Наверное, просто в глаз что-то попало. С Лизки слетело — блёстки, которыми она свои волосы посыпала.

Да, наверное, так и есть.

Я бы сейчас завалился к ней на кровать. Даже без траха просто полежать. Трогал бы её живот. В нём растёт мой ребёнок. Просто приятно греть ладонь. Знать, что там… новая жизнь — от меня.

Это так влечёт. Как дурман опия.

Я вдыхаю запах в комнате. Втягиваю носом сладкие ноты. Какие они мягкие. Нежные… Как греют мои лёгкие и клеймят плоть.

Нужно валить к себе. Но я не могу. Просто не могу. Стою позорным столбом. Делаю шаг, второй… Как вор. К кровати!

Трогаю пальцем нежную кожу лица Лисичка. Атласная мягкость, сливочный оттенок.

Грусть съедает меня ещё сильнее.

Я могу всё в этом городе. Всё, кроме того, чтобы быть с той, которая прочно въелась в мои мысли.

Это печально. Злой рок. Постояв немного, я иду назад. Закрываю дверь.

Моя судьба — другая. Не рядом с этой девчонкой.

Алиса

Поптыка побега не удалась. Теперь моё сердце было разбито… снова. В очередной раз. Я уже устала считать, в который. Наверное от моего сердца вообще ничего не осталось — жалкие клочки!

Мне грустно и тоскливо. Но ещё хуже знать, что Марк просто поспорил. Если бы не дурацкий спор, он бы и пальцем не пошевелил. Так он просто хотел доказать, насколько он крут! Перед друзьями.

Печально, что я никому не нужна.

Разъярённый Саид запретил всё — звонки отцу отменены, выходить за территорию запрещено. Мне снова приказали вернуться на кухню. Но теперь не картоху чистить, а загружать и выгружать посуду из посудомойки, натирать ложки и вилки, чтобы они блестели в любой миг.

Работа несложная. Но из-за стресса и постоянного напряжения я не могу долго сидеть в одном положении.

В то же время боюсь, что снова попаду на глаза Саиду и… не выдержу.

Он меня сломает своей жгучей ненавистью и страстью, сожрёт мою душу, высосет все силы из меня. Я боюсь, что после родов умру сразу же. От меня ничего не останется — только пустая оболочка.

Все мои душевные силы уходят на ребёнка. На себя ничего не остаётся.

Такие депрессивные, чёрные мысли кружат в моей голове изо дня в день. Я ничего не могу с ними поделать. Тоска накрывает меня плотным покрывалом.

Саид держится в стороне. Сорвавшись однажды, он решил быть на расстоянии. Я не пересекаюсь с ним лично, лишь изредка вижу его брутальную тень, слышу раскатистый голос и позорно бегу, забиваясь в угол.

Однажды я не успела спрятаться и глупо залезла за штору, стоя там едва дыша и молясь, чтобы он меня не обнаружил. Стояла наполовину мёртвая, слушая, как он говорил по телефону с братом и смеялся его шуткам. Ослепительно прекрасный мужчина — ради таких бросаются под поезд и устраивают драки. В то же время он ужасен, его душа черна и лишена сострадания.

— Шевелись, Алиса! Ложки выглядят как будто на помойке год валялись! А у господина важный гость…

Опять гость. Опять важный. Опять… Опять… В мире Саида важно всё, что касается именно его Персоны. Всё остальное — пыль.

На кухне жарко и душно. Сегодня — больше, чем обычно, потому что ради важного гостя готовят разносолы и деликатесы. От влажного, горячего пара платье липнет к спине.

— Я выйду, — предупреждаю главную по кухне.

— Эй, ты не дотёрла! — несётся мне в спину.

— Мне плохо. Сейчас стошнит… — лепечу едва слышно.

— Пусть идёт! — рявкает Зарема. — Отдохни на свежем воздухе. И не вздумай совать нос на мою кухню, пока тебя тошнит! Не хватает, чтобы ты на блюда для гостей блеванула!

Странно, но в её грубости есть и забота. Она чаще начала выгонять меня с кухни на улицу или давать другие поручения. Может быть, знает, как тяжело беременным в такой атмосфере.

Выйдя во внутренний дворик, я сажусь в укромный уголок, наслаждаясь тёплым днём и лёгким ветерком. Он ласково трогает мои волосы, заигрывает с ними. Погода солнечная и очень располагающая к прогулке.

Я бы не отказалась сходить куда-нибудь, развеяться.

Но я — лишь пленница.

От этого я начинаю плакать. Сдерживаю рыдания изо всех сил. Но они всё равно вырываются из меня глухими звуками. Прячу лицо, закапываясь им в ладони.

— Почему такая красавица плачет?

Густой, сочный баритон слышится сверху. Я не сразу понимаю, кто это. Подскакиваю испуганно, решив, что это шутка кого-то из людей Саида. Бум! Ударяюсь головой обо что-то твёрдое.

— Ох, разве я тебя обидел, что ты меня так бодаешь?

На мои плечи ложатся сильные пальцы. Мужские. Я задираю голову вверх, чтобы понять, кто так самовольничает?

— Сколько сырости развела…

Мужчина разговаривает со мной, а я словно воды в рот набрала. Молчу. Разглядываю широкое скуластое лицо с тёмными, глубоко посаженными глазами. Брови густые и расположены вразлет. Как будто мужчина удивляется. Отчего его лицо не кажется жестоким.

— Кто вы?