— Живу, — ответила она ему в тон. — Не правдали, совсем не так мы все это представляли?

— Не так, — согласился он. — Ох, Лилит… Заэти столетия ты стала еще красивее.

— Я сильно изменилась?

— Ничуть, — ответил он и ощутил, что не солгал,она осталась для него все той же Лилит. — Это я изменился.

Она кивнула, не сводя с него взгляда.

— Да. Ты изменился сильно.

— Я постарел, — сказал он с горечью.

Она энергично помотала головой.

— Ничуть!

— Я стар, — возразил он. — Плечи мои поникли,руки ослабели, я больше смотрю в землю, чем на небо. Лицо мое стало как корастарого дуба. Я теперь уродлив.

— Ты прекрасен, — возразила она. — Ты некрасив, Адам, ты — прекрасен! Ты не видишь огня, что горит в тебе. Ты невидишь огня, что зажег по всему миру. Ты не замечаешь, что даже гордые ангелы наконец-топризнали тебя властелином земли… а главное, что признали сами! Да-да, когда ихпринуждал к этому Творец, то самые гордые отказались, а сейчас они сами…

Он сказал с тоской:

— Хочешь сказать, что это я виноват в расколе в ихсреде?

— Я не говорю про вину, — произнесла она, он успелувидеть, как ее взор метнулся в сторону, но затем Лилит выпрямила спину ивзглянула ему в глаза. — Вина это или заслуга… еще судить рано, этопроизошло только что. Будущее покажет, что было на самом деле. Большое видитсяна расстоянии. Но ты изменил мир, это признают все. Ты изменил даже ангелов, аэто казалось немыслимым. Но тебе тяжело, я знаю…

Он криво усмехнулся.

— Я уже понял, что Господь никогда не возлагает ношубольше, чем можно вынести.

Она спросила непонимающе:

— А зачем?

Он пожал плечами.

— Ну, как тебе сказать… Я возлагаю большие надежды наСифа, потому стараюсь держать его всегда занятым. Когда ухожу на охоту,оставляю ему кучу работы. Не потому, что она мне нужна… а потому, что Сиф недолжен жить бездельником, иначе из него получится пустой человек… А как ты?Ангелы все никак не успокоятся?

Она вскинула в удивлении высокие дуги бровей.

— Почему ты так решил?

— Кто-то пустил гаденький слух, — объяснилон, — что Творец создавал тебя сперва для себя… но потом предназначил мне.

Она оживилась:

— Да? Не слышала. Очень интересно.

— А я слышал, — сказал он серьезно, — уже втрех селениях, куда заходил в странствиях. Этот слух запущен не случайно средилюдей. Некто старается вбить клин между Создателем и человеком, понимаяпрекрасно, что человек на такое обидится.

Она повторила уже задумчиво:

— Интересно… Да, похоже. Многие из ангелов недовольны,что тебя не уничтожили, а только изгнали. Но повредить тебе напрямую страшатся,помня, что за науськивание Змея Люцифер потерял половину крыльев и с самоговерхнего неба сброшен на нижнее к простым ангелам.

Он невесело усмехнулся.

— Вот видишь… Мы не оставлены ни вниманием ангелов, ниСоздателя… Как ты сейчас?.. Слухи доходят разные…

Она на миг отвела взор, но пересилила себя и прямопосмотрела ему в лицо.

— Наверное, не все в них ложь. Я тоже, глядя на тебя,научилась задавать вопросы, а потом и вовсе перечить. Но у меня получается нетак правильно, как у тебя. Ты вырастил целый народ, ты создал цивилизациюлюдей, в городах делают вообще невиданные вещи… а я запуталась в своихметаниях, желаниях и жажде нового. И наделала много нехорошего.

— Я тоже, — сказал он торопливо.

Она покачала головой.

— Нет.

— Да, — возразил он, — я делал многоенеправильно.

— Самое меньшее, что я в последнее время делала, этоворовала детей и пила их кровь.

— Ты просто чудовище, — едва выговорил он сотвращением. — Хищный и злобный зверь…

— Хуже, — возразила она с вызовом.

— Ни одно чудовище не придумает все те преступления,что может сделать человек! Чудовища — агнцы в сравнении с нами.

— Но у тебя даже из неправильного получалось потомправильное! Ты много раз сворачивал с дороги, но находил ее снова! Может быть,другую, но это была дорога… А я только забиралась в чащу все глубже. Ох, Адам,я раньше тебя презирала, а потом все чаще начинала завидовать.

Он в неловкости усмехнулся.

— Шутишь.

— Нет, Адам. Я все чаще о тебе думаю. Странно, в первыегоды вообще о тебе не вспоминала, а теперь все чаще… У тебя хмурый вид. Что-тослучилось?

Он кивнул.

— К несчастью.

— Что именно? — спросила она встревоженно.

Он попытался перевести разговор на другую тему, но Лилитвсегда умела получать то, что хочет, и вскоре он рассказал все, как троеневымытых детей стали незримыми.

Она посерьезнела, пока он рассказывал, наконец в горькомудивлении покачала головой.

— Он так сделал? Поймал на слове… на маленькой лжииспуганной женщины! И так наказал…

— Я не ропщу… — сказал Адам. — Что случилось,то случилось.

— Еще бы… — сказала она с презрением. — Новсе-таки… не чрезмерно ли? Надо ли за такой маленький проступок наказывать таксвирепо?

Адам молча стискивал кулаки. Роптать на Всевышнего непосмел… помня свои мысли о Его великой правоте, но горячее сочувствие Лилитвызвало новую волну гнева.

На сердце было тяжко. Светло и чисто о Творце думать неудавалось. Лилит участливо гладила его по голове… плечам. Тоска чуть отступила…хотя камень на душе оставался все таким же тяжелым.

Они провели ночь там же в горах среди камней. Багровый светподнимался к небу, никто из зверей не смел приблизиться к этому месту, а землятам раскалилась и потрескивала.

Заснули только под утро, не выпуская друг друга из объятий,а на рассвете Лилит сказала Адаму:

— Не рви свое сердце! Я позабочусь о них. Они… хоть иневидимы… и… похоже… больше уже не вырастут… но смогут жить среди этих лесов игор. Кто-то уйдет в пещеры… и твои потомки будут со страхом говорить оневедомом малом народце… что живет в горах и владеет сокровищами. А твои детибудут жить счастливо своим миром… и не надо им никакого Всевышнего…

— Перестань… — Он вскочил и в страхепопятился. — Не говорит так о Нем!

— Почему? — удивилась она. — Раньше ты былсмелее.

Он огрызнулся:

— Я и сейчас не трус! Но я понимаю, что Он даже вопрекинам делает добро нам же! Он делает то, что нужно делать, а я… лишь то, чтохочется.