Но Путина беспокоили не Балканы. У России имелись веские причины сопротивляться признанию Косово, и наименее значительными из них были «братские узы», связывающие Россию с Сербией. Ящик Пандоры открылся. Несмотря на уверения американцев и их союзников, что стремление Косово к независимости — уникальный случай, с особым стечением обстоятельств, не имеющий прецедентов, — он вызвал ликование других сепаратистов во всем мире. Если косовары смогли проголосовать за независимость и отделение от Сербии вопреки желанию «метрополии», ссылаясь на военные атаки, этнические чистки и проявления жестокости к ним, почему же тогда чеченцам нельзя заявить то же самое о своем положении в России, или абхазам и южным осетинам — о своем положении в Грузии?

Прежде всего, Россия не желала поощрять чеченский сепаратизм, но вместе с тем остерегалась поощрять и отделение южных осетинов и абхазов — именно потому, чтобы не создавать прецедента для других малых народностей бывшего Советского Союза, не в последнюю очередь для своих беспокойных мусульманских республик Северо-Кавказского региона России. На саммите лидеров стран СНГ, свободного объединения бывших советских республик, президент Путин недвусмысленно предупредил о последствиях. «Косовский прецедент страшен, — говорил он, нервно ерзая на своем месте и отрывисто произнося слова. — По сути дела, он ломает целую систему международных отношений, преобладавших не просто десятилетиями, а веками. Несомненно, это повлечет за собой целую цепочку непредвиденных последствий».

Михаил Саакашвили, месяцем ранее вновь избранный президентом Грузии и находившийся среди слушателей, с трудом сглотнул, услышав, как Россия обвиняет западные правительства в грубейшем просчете: «Это палка о двух концах, и когда-нибудь другой конец поднимется и ударит их по голове». На отдельной встрече саммита Путин пытался заверить Саакашвили: «Мы не собираемся подражать американцам и признавать независимость Южной Осетии и Абхазии только потому, что независимость Косово уже признана». Но Саакашвили не поверил ему. Он был так же, как Путин, осведомлен о прецеденте, созданном Косово, и вдобавок знал, что сепаратистские провинции его страны могут последовать примеру, если не начать действовать сразу. Его попытка принять меры против Южной Осетии в 2004 г. закончилась провалом. С тех пор он с американской помощью сумел сделать свои вооруженные силы более боеспособными. Но если он собирался присоединить Абхазию и Южную Осетию, рискуя вступить в конфронтацию с Россией, поддержка американцев требовалась ему не просто на уровне логистики.

В течение девяти дней после объявления независимости Косово Саакашвили объяснял, почему теперь Грузия особенно заинтересована во вступлении в НАТО. «Зачем нам членство в НАТО? — спрашивал он. — Оно необходимо нам потому, что Грузия должна быть стратегически защищена в крайне сложном и опасном регионе и получила свою долю гарантий безопасности». Приближался важный саммит НАТО — он должен был пройти в апреле в Бухаресте, и на нем предстояло решить, стоит ли разрешить Грузии и Украине приступить к MAP, плану действий для вступления в НАТО — первому конкретному шагу на пути к членству. Чтобы заручиться поддержкой, в марте Саакашвили улетел в Вашингтон, представлять свои демократические рекомендации в кулуарах и залах заседаний Конгресса и Белого дома.

Он не скупился на лесть, заявляя Джорджу Бушу перед телекамерами: «Чем мы сейчас намерены заняться, так это пройти до конца путь к свободе — ради нашего народа, ради наших ценностей, ради всего, что значат для нас США, потому что США распространяют во всем мире преданность идеалам».

Буш не сумел подавить довольную усмешку — никто в мире не поддерживал его так, как этот человек. Деймон Уилсон, советник президента по европейским делам, вспоминает: «Он был великолепен, он попал в струю. Он явился к президенту с сообщением о том, как важно признать, что его наследие — строительство демократической Грузии. Эти слова звучали в наших ушах как музыка, они были правильными»1.

И Саакашвили получил именно тот ответ, на который надеялся. «Я убежден, что Грузия выиграет, став частью НАТО, — заявил Буш журналистам. — Я сказал президенту, что с этой мыслью еду в Бухарест».

Но далеко не все члены организации разделяли его мнение, в особенности французы и немцы. Когда Саакашвили прибыл в Вашингтон, еще до того, как он достиг Овального кабинета, ему позвонила канцлер Германии Ангела Меркель. Саакашвили говорит, что первым делом он сказал Бушу: «Мне только что звонила наша общая приятельница Ангела Меркель и сказала: “Я знаю, что вы намерены встретиться с Бушем, чтобы обсудить приближающийся саммит НАТО, и хотела сообщить вам позицию Германии: вы не готовы вступить в организацию, мы вас не поддержим”»2.

Согласно заявлениям свидетелей, Буш улыбнулся и объяснил Саакашвили, что в НАТО есть игроки разных категорий: «Займитесь Люксембургом, а Ангелу предоставьте мне. Я присмотрю за ней».

Но сказать это оказалось проще, чем сделать. И у французов, и у немцев имелись две причины сомневаться в пригодности Грузии для членства в НАТО, причем ни одна из них не имела отношения к «задабриванию России». Во-первых, они считали, что опасно принимать в организацию страну с «замороженными» внутренними конфликтами, такими как конфликты с Южной Осетией и Абхазией. Во-вторых, беспокойство внушал сам Саакашвили и наметившиеся признаки того, что он далеко не демократ, каким видел его Джордж Буш.

В ноябре 2007 г. полиция жестоко разогнала многолюдные антиправительственные демонстрации в Тбилиси. Саакашвили закрыл оппозиционную телерадиокомпанию «Имеди», которая подробно освещала эти проявления насилия, и объявил в стране чрезвычайное положение, обвиняя Россию в попытке организовать государственный переворот. Даже Белый дом был шокирован, а Кондолиза Райс отправила своего помощника Мэтью Брайза в Тбилиси, чтобы он сделал Саакашвили строгое внушение.

Вашингтон и Берлин негласно договорились не высказывать свои сомнения публично, и американцы пришли в ярость, когда за несколько дней до мартовской встречи Саакашвили с Бушем Меркель отправилась в Москву и, стоя бок о бок с Владимиром Путиным, разбила надежды Грузии (и Украины) вступить в НАТО.

Меркель едва ли принадлежала к клубу поклонников Путина. Годом раньше, во время переговоров в Сочи, она пришла в ужас, когда Путин привел с собой свою собаку Кони и разрешил ей обнюхать ноги канцлера, зная, что она боится собак. (Один из старших помощников Меркель объяснил мне, что этот жест сочли «типичной для КГБ тактикой запугивания».) Выросшая в Восточной Германии, Меркель не понаслышке знала, что такое тоталитаризм и что означает прошлое Путина, сотрудничавшего с тайной полицией «Штази».

Однако Меркель была согласна с Путиным в том, что если для Грузии и Украины начнется процесс вступления в НАТО, это резко обострит отношения с Россией. На совместной пресс-конференции в Москве Путин указал, что большинство граждан Украины против вступления в НАТО, и добавил: «В конечном итоге, каждая страна сама решает, как ей обеспечивать свою безопасность, и мы, конечно, примем решение украинского и грузинского народов, но это должно быть именно решение народа, а не политической элиты». Меркель согласилась, что «важно, чтобы общественность всех будущих членов НАТО поддерживала идею вступления в нее», а также добавила: «Одно из обязательств государств, входящих в НАТО, — отсутствие конфликтов. На этом нам следует остановить внимание в дискуссиях, именно это надо обсудить на предстоящем саммите в Бухаресте».