Это ещё одна причина, по которой медитация внимательности так полезна для йоги сновидений. Чем вы внимательнее, тем больше вы видите мимолётную, постоянно меняющуюся и подобную сновидению природу реальности. Вы всё больше видите отдельные мигания. Видение изменений – это главным образом видение различий. Если различий нет, ничего не меняется. Замечание различий и замечание вообще – это сущность внимательности.

Если не замечать мигания, возникает разновидность невнимательности, которую называют «слепотой к изменениям» и которая является любимой двоюродной сестрой слепоты невнимания, о которой говорилось ранее. Вспомните, что при слепоте невнимания вы не замечаете полностью видимый объект (невнимательны к нему), поскольку ваше внимание направлено на что-то другое. Вы отвлекаетесь. При слепоте к изменениям вы не замечаете изменений ситуации (невнимательны к ним). Обе эти формы слепоты аналогичны тому, что мы спим, не видя свой мир209. Мир всё время меняется, он непостоянный, а значит, не непрерывный – подобно сновидению. Из-за своей невнимательности мы не замечаем того факта, что именно мы замораживаем мир, делая его плотным.

Практика иллюзорной формы разоблачает нашу страсть к стабильности и показывает нам различие между видимой внешней стабильностью и подлинной внутренней стабильностью – между тем, чего, как нам кажется, нам хочется, и тем, чего нам хочется на самом деле. Стивен Лаберж предлагает глубокое наблюдение о том, что «сознание бодрствования – это сознание сновидения с ограничениями органов чувств, тогда как сознание сновидения – это сознание бодрствования без ограничений органов чувств». Инаят Хан сравнивал это с тем, как, просыпаясь и вновь засыпая, мы ворочаемся в постели: «В реальности сон и состояние бодрствования – лишь повороты сознания с одного бока на другой». Именно информация органов чувств ограничивает сознание и создаёт мнимую стабильность, которую мы приписываем своей конвенциональной реальности. Если в видимости и есть какой-то отдельный ингредиент, который заставляет нас считать её реальностью, а не иллюзией, заблуждением или сновидением, – это стабильность. Стабильность – это почти синоним нашего ощущения реальности. Как сказал философ Эван Томпсон, «Реальное – это имя, даваемое нами некоторым стабильным способам, которыми объекты проявляются и продолжают проявляться, когда мы проверяем их»210.

Стабильность также является главным ингредиентом того, что мы называем психическим здоровьем. Когда мы говорим, что кто-то действительно стабилен, мы подразумеваем, что он действительно здоров психически. С другой стороны, нестабильность ассоциируется с безумием. Итак, «стабильный» означает не только «реальный», но и «психически здоровый». С духовной точки зрения абсолютное здоровье ума синонимично просветлению, которое можно описать как полное переживание реальности. Именно поэтому моё любимое определение буддизма, созданного для того, чтобы вести к просветлению, таково: буддизм – это описание реальности. Кен Уилбер пишет: «Психопатология всегда так или иначе считалась результатом искажённого видения реальности. Однако это означает, что то, что считается психопатологией, зависит от того, что считается реальностью»211.

Применительно к миру сновидений это означает, что когда нестабильный ум освобождается от любых ограничений во сне, мы называем это нестабильное состояние сновидением. Это лишь сновидение и поэтому считается нереальным, будучи противопоставленным нашему более ограниченному и потому более стабильному переживанию бодрствования. Однако, когда ум стабилизируется в медитации, а затем освобождается от любых ограничений в состоянии сновидения, сновидения начинают казаться всё более реальными212.

Этот стабильный ум также работает в переживании бодрствования, видя его больше похожим на сновидение. Итак, именно посредством практики внимательности, которая стабилизирует ум, мы пробуждаемся от иллюзии стабильности внешних форм повседневной жизни, видим её больше похожей на сновидение и одновременно стабилизируем свои сновидения, видя их более похожими на реальность бодрствования. Сознание сновидения и сознание бодрствования начинают всё больше походить друг на друга, невзирая на ограничения органов чувств. В конце концов, это один и тот же ум, выражающийся разными путями. Лопон Келсанг Дордже говорит: «Люди, которые пробудились, – будды и бодхисаттвы – не переживают различия между состояниями сновидений и бодрствования. Они осознают безошибочную одинаковость»213. Ему вторит Марсель Пруст в своей знаменитой книге «В поисках утраченного времени»: «И всё же меня настораживала мысль, что в этом сновидении действительно была ясность сознания. Значит ли это, что справедливо и то, что сознание так же нереально, как и сновидение?».

По мере того как вы продвигаетесь по пути, вы теряете стабильность внешних видимостей (они перестают казаться такими же плотными, устойчивыми и независимыми), что поначалу может быть дискомфортно для вашего жаждущего стабильности эго, однако вы обретаете стабильность сильного и непоколебимого ума, что в конечном счёте очень комфортно для вашего духа, или истинной природы. Это прекрасная сделка, ведь когда нестабильность внешних видимостей в конце концов поднимет свою уродливую голову в естественном проявлении непостоянства и смерти (и то и другое является естественной игрой пустотности), ваш стабильный ум сможет оседлать непостоянство и не упасть с него. Стабильность вашего ума становится стабильностью вашей непоколебимой реальности.

Так вы принимаете прибежище во внутренней стабильности, а не в мимолётных внешних проявлениях. Вы больше не зависите в своей стабильности, ощущении реальности и здоровье ума от внешних обстоятельств214. Вы берёте свой стабильный ум с собой во все возможные переживания. Куда бы вы ни шли – вы уже пришли. «Вы» совершенно собранны, даже когда всё остальное разваливается. Ничего, абсолютно ничего не может вас поколебать. Это невозмутимый и нерушимый ум пробуждённого существа, известный в буддизме как ваджрный ум.