— Почему? — удивилась Эллен. — Потому что его выбирала я?

— В автобусе девица со жвачкой во рту говорила подруге, что фильм «Все о моей матери» — это просто убой.

— И что из этого?

— Когда такие девушки говорят, что фильм — «просто убой», у меня пропадает желание его смотреть. Если этим девчонкам показали что-нибудь чуть-чуть поумнее балаганной комедии, им уже кажется, что они сходили на глубокий, психологический фильм. Будешь попкорн?

Он подтолкнул ее к киоску.

— Ты испорченный человек, Харри. Испорченный. Кстати, Ким заревновал, когда я сказала, что пойду в кино с коллегой.

— Поздравляю.

— Да, пока не забыла, — сказала Эллен. — Я выяснила фамилию того адвоката, который выступал защитником по делу Эдварда Мускена-младшего. И его деда, который судил изменников после войны.

— Ну?

Эллен улыбнулась:

— Юхан Крун и Кристиан Крун.

— Вот как!

— Я говорила с прокурором по делу младшего Мускена. Когда Мускен-старший услышал, что его сына признали виновным, он просто взбесился и налетел на Круна с кулаками. И открытым текстом заявил, что Крун и его дед сговорились против семьи Мускенов.

— Интересно.

— Я заслужила большую упаковку попкорна, как ты считаешь?

Фильм оказался намного лучше, чем думал Харри. Но все равно, в тот момент, когда Розу хоронили, он не мог не поинтересоваться у заплаканной Эллен, где находится Гренланн. Она ответила, что это местность в районе Порсгрунна и Шиена, за что Харри дал ей спокойно досмотреть фильм до конца.

Харри увидел, что костюм ему мал. Он это видел, но не понимал. Он не примерял его с тех пор, когда ему было восемнадцать и костюм, купленный в «Дрессманне» специально для выпускного бала 1990 года, подходил ему идеально. Теперь Харри стоял в лифте и видел в зеркале, что из-под брюк выглядывают носки. Почему? Это для него оставалось неразрешимой загадкой.

Двери лифта открылись, из распахнутых дверей столовой уже доносилась музыка, громкие разговоры мужчин и женские голоса. Харри посмотрел на часы. Четверть девятого. Потолкаться здесь часик до одиннадцати, а потом домой.

Он набрал побольше воздуха, шагнул в столовую и огляделся. Обычная норвежская столовая: четырехугольный зал, стеклянная стойка в углу, где подают еду, светлая мебель и «курить запрещается». Организаторы праздника как могли разбавили обыденность воздушными шариками и яркими скатертями. Мужчин, конечно, было больше, чем женщин, но все же не настолько, как бывало на вечеринках в отделе убийств. Кажется, все уже успели выпить. Линда что-то говорила — дескать, каждый сможет подобрать себе компанию по вкусу, и Харри был очень доволен, что его в свою компанию никто не звал.

— Хорошо выглядишь в костюме, Харри!

Это была Линда. Он даже не узнал ее в облегающем платье, которое подчеркивало ее лишние килограммы, но вместе с ними и женственную пышность. В руках у нее был поднос с прохладительными напитками, и она протягивала его Харри.

— Э-э… нет, спасибо, Линда.

— Не хмурься, Харри. Это же вечеринка!

«Tonight we're gonna party like it's nineteen ninety-nine…» — заревел в динамиках Принс.

Эллен склонилась над магнитолой и убавила звук.

Том Волер косо посмотрел на нее.

— Немножко громко, — сказала Эллен. И подумала, что через каких-то три недели приедет парень из Стейнкьера, и ей больше не придется работать вместе с Волером.

Ее раздражала не музыка. И обращался он с ней хорошо. И полицейским был неплохим.

Ее раздражали его телефонные разговоры. Не то чтобы Эллен Йельтен сильно заботила чужая личная жизнь, но она постоянно слышала, как Волер по мобильнику то и дело говорил с женщинами, которым уже дал или собирался дать отставку. С последними разговор был самым отвратительным. А с женщинами, с которыми он еще не переспал, Волер говорил совершенно по-другому, и когда Эллен слышала эту его манеру, ей хотелось крикнуть его невидимой собеседнице: «Нет! Не делай этого! Он тебя до добра не доведет! Беги от него!» Великодушие позволяло Эллен Йельтен прощать многие человеческие слабости. Слабостей Тому Волеру хватало, а вот человеческого было маловато. Эллен его терпеть не могла.

Они проезжали мимо Тёйенпаркена. Волер выяснил, что в персидском ресторане «Аладдин» на Хаусманнсгате видели Айюба, того самого главаря шайки пакистанцев, которого они искали с декабря, после нападения в Дворцовом парке. Эллен понимала, что искать его слишком поздно, но они хотя бы порасспросят, может, кому-то известно, где Айюб теперь. Не то чтобы они рассчитывали получить ответ — просто надо показать этому типу: полиция не оставит его в покое.

— Подожди в машине, я пойду посмотрю, — сказал Волер.

— О'кей.

Волер расстегнул молнию на кожаной куртке.

Чтобы виднелись мускулы, которые он накачал в полицейском тренажерном зале, подумала Эллен. И кобура, чтобы все видели: он при оружии. Сотрудникам отдела убийств разрешалось носить оружие, но у Волера было с собой не табельное оружие, а что-то другое. Крупнокалиберная «пушка» — марку Эллен никогда не уточняла. Любимой темой Волера после автомобилей было стрелковое оружие, и тогда Эллен казалось, что автомобили все-таки лучше. Сама она оружия не носила: это не было обязательно, кроме случаев вроде визита Клинтона.

В голове Эллен шевельнулась какая-то мысль, но ее спугнула песенка «Наполеон и войско его» в писклявой мобильной аранжировке. Звонил телефон Волера. Эллен открыла было дверь машины, чтобы позвать его, но он уже вошел в ресторан.

Неделя прошла скучно. Эллен не могла припомнить недели скучнее этой с тех пор, как начала работать в полиции. Хорошо, что кроме работы у нее есть еще и личная жизнь. Странно, но теперь ей хотелось приходить домой пораньше, а вечерние дежурства по субботам стали восприниматься как жертва. Телефон играл «Наполеона» уже по четвертому разу.

Кто-то из отвергнутых? Или из тех, чью жизнь еще не успели испортить? Если бы сейчас ее бросил Ким… Но он никогда этого не сделает. Она это просто знает.

«Наполеон и войско его» — в пятый раз.

Через два часа дежурство закончится, и она поедет домой, примет душ и пойдет к Киму на Хельгесенсгате — каких-то пять минут ходьбы быстрым шагом. Она улыбнулась.

В шестой раз! Эллен схватила мобильный телефон, который лежал под ручным тормозом.

— С вами говорит автоответчик Тома Волера. К сожалению, господин Волер сейчас не может подойти к телефону и просит оставить ваше сообщение.

Это была просто шутка — она действительно хотела потом назвать свое имя, но вместо этого молча слушала чье-то тяжелое дыхание на том конце трубки. Может, ее увлекла эта игра, а может, просто стало любопытно. Итак, звонивший поверил, что попал на автоответчик, и сейчас ждет гудка. Она нажала на кнопку. «Пи-и».