Скоро осень, луга подсыхают, а деревья еще зеленые — Она легко вздыхала. — Детинец насквозь просвечивается, стал желто-красным. Зорянка холодная уже, но Вадик каждое утро купался. Жил у меня. Говорит, наконец-то куплю коня. У них в Карабахе были кони. А может, ферму.

У нас все здоровы, передают привет.

Она подробно перечислила, кто именно. Люба, Оксана, Оришка, Валя. И другие. Она ничего не говорила о Тиме, не утешала, не обещала, что он вернется. Голос у нее был размеренный, тихий, убаюкивающий. Она даже слегка покачивалась в такт словам. Впервые за много дней с лица Ники сошло выражение растерянности и тревоги — оно стало умиротворенным.

— Ты бы съела хоть что-нибудь, Никочка. Ты же не одна, тебе нужно подумать о мальчике. Нельзя, чтобы он голодал. Вы уже выбрали ему имя?

— Тимофей, — сказала Ника, не открывая глаз. — Тимка.

— Ну и хорошо, — ответила докторша, сжимая ее руку. — Ну и ладно. Красивое имя. И мальчик будет красивый. Только нужно кушать. Давай я тебе бульончику. Будешь?

Ника кивнула. Наталья Антоновна приподняла ее, с болью подивившись ее хрупкости и легкости, взбила подушку, усадила удобнее. Ника съела бульон — докторша кормила ее с ложечки, как маленькую. Ника вдруг обняла ее, притянула к себе и спросила:

— Наталья Антоновна, Тим живой? Где он?

Наталья Антоновна помолчала. Потом сказала:

— Не знаю, девочка. Думаю, живой. Надеюсь.

— Но где же он? Может, потерял память? Где их держат?

— Ника, мы обсуждали это с Вадиком. Поверь, если что… он найдет. Нужно немного подождать и потерпеть.

— Наталья Антоновна, я хочу к Тиму, — прошептала Ника. — Я не хочу здесь. Мне здесь нечем дышать.

— Ты хочешь в Ломенку? — спросила докторша, думая, что Ника бредит.

— Да, я хочу к Тиму.

— Но его там нет. Ты же знаешь, что ребята искали его…

— А где же он?

— Не знаю.

— Он вернется. Пожалуйста! Он вернется, а меня нет…

Наталья Антоновна задумалась.

…Утром, когда с опозданием примчалась Светка, их уже не было. В двери белела записка. Светка развернула и прочитала:

«Света, не беспокойся, мы уехали в Ломенку. С Вадиком. Ника и Наталья Антоновна».

…Они стояли в холле, полном сухих листьев, мелкого мусора и пыли. Печально и темно было в заброшенном доме Мережко. Вырванные деревянные панели, перекошенные ступеньки лестницы, рассохшиеся балясины… надрыв, пустота, мерзость запустения.

— Дела… — протянул майор Мельник. — Почему они его не продали? Пропадает ведь.

— Мережко не хотел, ждал, что она вернется, — сказал Монах. — А после его смерти побоялись, я думаю.

— Чего побоялись?

— Что найдут тело. Это саркофаг.

— Ты думаешь, она здесь? — спросил Добродеев, поежившись.

— Думаю, здесь. Ее не увозили отсюда. Опасно, могли заметить. И в саду прятать опасно по той же причине. Здесь как раз был ремонт.

Дробя осколки стекла, они прошагали через бездверный проем на другую сторону дома. Монах шел впереди, за ним майор Мельник. Добродеев остался в холле, ему было не по себе.

В большом помещении — кучи щебня и печально шуршащих под сквознячком сухих листьев; на грязных окнах обрывки белой когда-то бумаги; на стенах черные пятна сырости и грибка. Тяжелая вонь затхлости и тлена. Они стояли посреди, оглядываясь…

— Где-нибудь здесь, — сказал Монах. — Скорее всего…

— Ты знаешь кто? — спросил майор Мельник.

— Я думаю, семья. Жена… настоящая. Мережко был в отъезде, о чем она не могла не знать, я уверен, у нее были шпионы в офисе мужа. Она пришла дать бой разлучнице. Что здесь произошло, можно только догадываться.

— И она проделала все сама? — усомнился майор Мельник.

— У нее был сообщник, который привез ее и помог… скорее всего. А потом пустил слух, что она сбежала с любовником.

— Ты сказал, что знаешь его?

— Знаю. Гипотетически. Думаю, что знаю.

— Как докажешь?

— Покажу старой даме, своей доброй знакомой, фотку предполагаемого соучастника, некоего Виктора Лобана, близкого друга семьи и старейшего работника компании Мережко. Держу пари, что она опознает в нем мнимого директора цирка.

— Откуда фотография?

— От секретарши Любочки. Ты же знаешь, что секретарши — самый надежный источник информации, главное, найти к ним ключик. Он, можно сказать, попал в наше поле зрения случайно, нас интересовали другие персонажи. Любочка по ходу описала всех, кто там был, включая дядю Витю, который забрал себе много власти, и у них теперь назревает конфликт… и так далее. По слухам, он был любовником жены Мережко.

— А если не он?

— Будем копать дальше. Не могла она бросить ребенка, понимаешь, майор? Не могла! Убей, не поверю. Здесь она, больше негде.

Он вздрогнул от пронзительного звука сирены и чертыхнулся про себя. Майор Мельник неторопливо достал из кармана мобильный телефон; насупил брови и сжал губы. Монах залюбовался суровым лицом майора — человек при исполнении.

— Да! Да! Да! — отрывисто бросал майор, прижимая к уху мобильник. — Где? Адрес? Имя? Как? Как?! — Он перевел взгляд на Монаха. — Как ты сказал? Как? Еду.

— Что? — Монах сгорал от любопытства.

Майор спрятал телефон в карман, тяжело взглянул на Монаха:

— Вчера вечером в собственной квартире был убит Виктор Андреевич Лобан. Труп обнаружила в семь тридцать утра приходящая домработница. — Посмотрел на часы и уточнил: — Сорок две минуты назад. — После чего стал молча сверлить Монаха взглядом.

— Это не я, — сказал Монах, поднимая руки. — У меня алиби. Честное слово!

Майор Мельник не успел ответить, как в комнату влетел возбужденный Добродеев и, потрясая мобильником, завопил с порога:

— Дом Мережко в «Радуге» взорвали! Говорят, подложили мину! Рвануло на весь поселок! Сейчас там пожар, полно эмчеэсников, масса людей сгорела, «Скорые» не успевают возить!

* * *

…Монах сидел в парковом кафе, пил пиво. Добродеев убежал по своим газетным делам, и Монах в одиночестве раздумывал над бренностью бытия. Старался подавить волнение. Получалось, прав был Жорик — количество эвентов в семье Мережко достигло роковой планки, и грянул гром. Все, что с ними происходило, завершилось бурным финалом. В истории семьи поставлена жирная точка. Грехи отцов пали на головы детей. Случайность или закономерность? И кто поставил жирную точку? Он гнал от себя мысль, что это могла быть Татка. Мысль царапала и не уходила… у этой девчонки отвратительная манера вляпываться куда не след. Если был взрыв, кто-то его устроил. Как? Купил на рынке бомбу? Не обязательно. Взрываются не только бомбы. Взрываются горючие жидкости и газ. Газ предпочтительнее ввиду его доступности. Получается, некто включил газ, а потом бросил спичку. В таком случае кто выжил? И кто этот некто? Самоубийца? Камикадзе? Напоминает по безрассудности вольноотпущенную Татку. Бог знает что там у них произошло. Может, Вера, наконец нашла новое заведение для сводной сестры, о чем та прознала… И убийство дяди Вити в строчку. Сначала она расцарапала ему физиономию, а потом нанесла визит. Тем более имелся счетец. Тем более она уже сбегала ночью. Пожар и убийство… Нет, убийство и пожар. Два события, почти одновременных, разница в несколько часов. Как они связаны? И связаны ли? Может, случайность? Нет, решил Монах, это не случайность. Узнать бы, кто выжил, тогда можно попытаться воссоздать картинку. Расставить фигуры согласно характерам и взаимоотношениям. Как ни гнал он от себя мысль о причастности Татки, мысль все возвращалась. Если она жива… А если нет? Тогда действительно точка. История закончилась, персонажи мертвы. Копать дальше не имеет смысла. Или выкапывать. Пусть растет трава, и прошлое хоронит своих мертвецов. Не нужно тревожить прах. Отмучились.