Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я проглотила одну шпильку за другой, сосредото учились только на одной новости. Почему Стас мне соврал? Нет, с одной стороны, мало что меняется, но с другой — зачем утаивать? Я не считаю увольнение слабостью! Впрочем, как бы там ни было, теперь действия отца кажутся мне еще более ущербными.
— Я пойду, — говорит мама и встает, несколько медля. Видимо ожидает от меня каких-нибудь слов, но что мне сказать. И стоит ли что-то говорить? Смысла ведь нет. Каждая из нас останется при своем мнении.
Вот только мама, в отличие от меня, смелее. Она невесомо касается губами моего виска и просит:
— Береги себя.
Я слушаю стук ее каблуков, смотрю на знакомый конверт и на деньги, оставленные за счет. Меня обуревает растерянность. Значит ли это, что я — любимая дочь? Можно ли мне надеяться на нежность с ее стороны? Впрочем, мысли о матери почти сразу уступают место Графу.
Завтра он уедет. Стоит ли задавать вопросы сейчас? Правильным ли будет испортить нам обоим настроение?
Убрав конверт в сумку, я еду домой, к Стасу. Наверняка, он уже собрал чемодан…
На этой мысли я окончательно теряюсь, приходя в себя только у дверей его квартиры. Следующий месяц, а может и больше, она будет в моем распоряжении. И хоть здесь ничего ценного, кроме мебели, нет, я до сих пор удивлена его доверию.
— Пришла. — При виде меня, ставшим родным за столь короткое время, Стас улыбается. Место, которое он занял в моей жизни, настолько значимо, что не могу представить, как выдержу расставание.
— Немного задержалась. Извини, — целую его в щеку и прохожу в свою комнату.
— Я еще не обедал. Перекусим вместе.
— Конечно, только переоденусь.
Я только начала узнавать его привычки, наслаждаться вкусным какао, приготовленным для меня в промозглый вечер, засыпать в объятиях… Слышать, как гремит в кухне посуда, звенит крышка кастрюли и пахнет жаренным мясом.
— Готово!
Я смотрю на мужчину, стоящего в дверях, и у меня вдруг появляется стойкое ощущение — он не хочет расставаться. Улыбка на его лице лишена веселья, а в глазах медленно тлеет грусть. Но вместе с тем там плескается кое-что еще, незнакомое мне. Страх?
Не знаю, а потому вздыхаю. Что бы это ни было, ему тяжело не меньше моего. Поэтому заводить разговор об увольнении и маленькой лжи так и не решаюсь. А все свободное время посвящаю любимому человеку, всем сердцем желая ему успеха, а мне стойкости.
Лишь на следующий день, когда возвращаюсь с аэропорта позволяю себе немного грусти. Совсем чуть-чуть. Без слез и нытья. Ведь пока его нет, я должна стать лучшей копией себя.
Столько работы впереди…
Взгляд цепляется за пилон, и занятие на все последующие вечера определяется само собой.
Вероника
Дни летят стремительно. Настолько, что я их перестаю замечать. Октябрь сменяется ноябрем, а вместо счастливых вечеров с любимым человеком я смотрю на экран телефона. Повод для грусти, да. Но стоит вспомнить тех, кто вовсе одинок, как я смиряюсь и улыбаюсь в ответ на его шутки и забавные рассказы о новой работе. Сама же хвастаю тем, что держу его квартиру в порядке, скоро получу вторую зарплату и, благодаря статьям, которые пишу для сайта Пашки Григорьева, смогу оплатить учебу в танцевальной школе.
Стоит только напомнить о танцах, как глаза Стаса сужаются. В его копилке уже несколько провокационных видео, после получения которых он не только признавался, как сильно меня хочет, но и очень смешно психовал. И пусть он только в шутку заговаривает о ревности, я точно знаю — он жалеет, что далеко. Особенно, когда слышит про ребят из университета или, не дай Бог, про Андрея. Почему он так категоричен к Вишневскому, остается под вопросом.
О приезде я спрашивать стесняюсь. Узнав, куда Стас устроился работать, я лишь могу подбадривать его и желать успеха в нелегком деле…
Хотя какой к черту успех?! Мне так его не хватает, что порой тянет выть! Но зная, что меня никто не услышит, я не реву — повторяю День Сурка по бесконечному кругу и работаю над собой.
Однако сегодня не сдерживаюсь и решаю намекнуть:
— Первое декабря уже. Какие планы на Новый Год?
Стас прячет лукавую улыбку, и на сердце становится теплее.
— Не скажешь? — продолжаю пытать его. Вдруг выдаст тайну?
— Давай мы сделаем вид, что ты ни о чем не спрашивала, и сюрприз останется сюрпризом. Хорошо?
— Стас, ждать сюрприз тридцать дней — это слишком долго! — возмущаюсь уже по-настоящему.
— А кто сказал, что я заставлю тебя ждать еще месяц?
Сердце замирает, и я неверяще смотрю на экран смартфона. Он начинает надо мной смеяться, а у меня впервые за долгое время наворачиваются слезы.
— Так, ты что, плакать собралась?
— Вот еще! — задираю нос. — Я не реву с тех пор, как ты уехал.
— Звучит даже немного обидно.
— Зато справедливо! Слёзы лить надо только от радости. Поэтому я жду, когда приедешь.
Стас ласково улыбается, а я гашу в себе негативные эмоции, не желая показаться слабой. Он снова предлагает мне денег, но меньше всего хочется быть на иждивении у мужчины, поэтому я увожу разговор в другое русло.
— Если так хочешься потратиться, то ты всегда мне можешь что-то подарить.
Мой мужчина мечтательно смотрит куда-то наверх, и спустя мгновение произносит настолько пошлые слова, что я краснею с головы до пят. И добивает:
— Но прежде ты станцуешь в том, что я тебе подарю.
— Полагаюсь на ваш вкус, Станислав Юрьевич. Если вам не понравится, вы всегда можете меня наказать тем, что озвучили под первым пунктом.
— Вредная, — заключает он. А мне нравится быть именно такой. Хотя и приластиться хочется до одури.
— Но ведь ты меня любишь даже такой, — смотрю с надеждой, уже наверняка зная ответ.
— Люблю… — соглашается он с какой-то отрешенностью.
Наверное, это первый раз, когда мы завершаем наш разговор на грустной ноте. Однако есть в нем что-то такое, от чего щемит сердце. Наверное, это надежда. Мы ведь скоро встретимся. Совсем скоро…
Целую неделю провожу в подготовке к контрольным работам, отнимая время у занятий на пилоне. А в один из дней в дверь стучится Оля и силой убеждения выбивает из меня согласие на прогулку. Подруга, которая по-прежнему страдает по Андрею, но находится уже далеко за пределами френдзоны, все сильнее огорчает своим видом. Она раздавлена. Былой блеск потух. И хоть девушка успешно выступает в театре и хватается главными ролями, порой приходит ко мне и, не скрывая слез, просит ее просто обнять. В такие минуты я думаю, а что будет со мной, если в моей жизни не станет Стаса, и он найдет себе другую? Грудь давит тяжесть. Значит, ничего хорошего.