— О чем же?

— О вашем увольнении. Неужели ничего нельзя было изменить?

Я понимающе ей улыбаюсь и прежде, чем ответить, уточняю:

— Вы домой? — Женщина кивает. — Давайте тогда поговорим на улице. У стен есть уши.

— Конечно.

Я пропускаю ее вперед, невольно оценивая скромный вид. Наверняка, она из тех, кто придерживается выбранных принципов. Идейная. Иначе, подобно той же Судаковой, бахвалилась бы дорогим костюмом и с презрением оценивала бы менее успешных на поприще коррупции коллег.

— Знаете, — почти шепотом говорит она, когда мы оказываемся на улице, — мне грустно, что все так случилось. Вы прекрасный специалист, и этот скандал в деканате… Вас же оклеветали?

Я прочищаю горло и опровергаю ее домыслы.

— Вовсе нет.

— То есть… — Она с растерянностью смотрит мне в глаза.

Я вздыхаю:

— Не верьте всему, что сказал Валевский, Руслана. Но и во мне не стоит искать идеалы. У нас с Вероникой действительно завязались романтические отношения, но мы взрослые люди, и сами вправе решать, строить отношения или нет. Конечно, социум устроен так, что мы вынуждены держать себя в рамках профессиональной этики, однако хочу заметить — в стенах университета я не позволял себе лишнего. В отличие от других.

— Вы это сказали при декане?

— Я вообще при ней ничего не хотел говорить — бесполезно.

— Простите меня за прямоту, но я считала вас умнее, — разочарованно говорит она. — Вы далеко не первый, кто зажимает студенток или заводит с ними серьезные отношения. Могли бы отрицать связь. Это всего лишь физиология…

— Если бы люди объясняли свои чувства только с научной точки зрения, боюсь, в мире не осталось бы места романтике, — произношу с улыбкой, хотя держать себя после услышанного удается с трудом. — Вы правы, я мог бы, как профессор Кутуков, занижать отказавшим мне девушкам отметки или, как Судакова, прятать в сумочку белые конверты. А еще не заявлять открыто о том, что теперь зациклен на очаровательной девушке. Но на то мы и взрослые люди, чтобы понимать, что хорошо, а что плохо. И не оправдывать себя там, где делать это бессмысленно.

— Значит, решили всю ответственность взять на себя? Как человек чести?

Я невольно начинаю смеяться. Я скорее скотина, совративший неопытную девушку и готовый сейчас сделать все, чтобы создать для нее будущее, о котором она мечтает… Но никак не человек чести. По крайней мере, моя ложь меня совсем не красит.

— Предлагаю на этом закончить разговор.

— Конечно. — Руслана отвечает на автомате, так и застыв взглядом на растущих неподалеку соснах.

— Вас подвезти? — предлагаю ей, заметив полную растерянность. — Не вижу вашей машины.

— Ой, ну что вы. Я на автобусе доеду.

— Мне на Кутузовскую. Если что, прошу…

Она на мгновение задумывается и согласно кивает. Я вновь скольжу взглядом по ее лицу и сравниваю с той, на кого она так похожа. Все-таки Руслана простовата на вид, да и хитростью, присущей многим женщинам, не выделяется. Хотя чаще всего именно такие девушки очень добры.

Ох, о чем ты думаешь, Граф?

— Прошу, — открываю перед ней дверь и, заметив румянец на лице, понимаю, что с галантностью поторопился.

После небольшого крюка, я доезжаю до Бурова. Тот встречает меня с кислой миной.

— Все в порядке? — уточняю на всякий случай. Я уже настолько настроился на смену деятельности, что совсем не готов к провалу. Тем более сейчас, когда на кону стоит будущее. Причем, не только мое.

— Да, только в последнее время мне не спокойно, — отвечает он.

— Почему же?

— Я теряю друга!

— Я серьезно спросил.

— А я серьезно ответил. Между прочим, нам могут отказать. Нет, я конечно попросил Лютера пошуршать, но не факт, что у него получится.

— Ты режешь без ножа. — Я опускаюсь в кресло и с притворной скорбью смотрю на друга. — Сегодня подвозил Руслану. Ну, помнишь, я говорил, что очень похожа на Аню.

— У Валевской появилась соперница?

— Да ну. Я не об этом. Знаешь…

— Знаю, — перебивает он меня. — Ты решил убежать от своего прошлого и угодил в путы вьюнка. А она оказалась настолько очаровательным цветком, что выбраться уже не хочется. Наоборот, ты только “за”.

— Ты говоришь слишком очевидные вещи. И вообще, почему мы снова говорим о моей личной жизни?

— Ты сам начал! К тому же, у меня личной жизни нет и вовсе, так что… Давай обсудим твою!

— Только если что-то нальешь.

Он бросает короткий взгляд на часы и невозмутимо сообщает.

— В это время могу налить только… еды.

— Наливай.

— Заодно подумай над тем, как ужасно ты поступаешь.

— Да, мамочка, обязательно!

Мы переглядываемся и смеемся оба в голос. Наконец-то атмосфера разряжена. Хоть с Буровым-то я могу быть честным? Тем более, что с самим собой не получается.

— Я вот думаю, — говорит Серега, разогревая обед. — А ведь ложь — не способ строить отношения.

— Знаю.

— Может перестанешь бояться и перекладывать на ее плечи ответственность за ваше будущее?

— Что ты имеешь в виду?

— Я много думал об этом, Стас. Ей девятнадцать, но по сравнению с тобой, она еще ребенок. Я более чем уверен, что ее мысли сейчас крутятся вокруг отца. Она корит себя за ошибки старших и попытается их загладить.

— А еще думает, что я ее трахнул и теперь бросаю. Если к этому добавить увольнение, то вообще отдалится.

— Ты не сказал? — удивленно вздергивает брови друг.

Я в ответ лишь хмыкаю и достаю тарелки. Раньше обеды и ужины в компании друга случались чаще. Знакомство на первом курсе принесло свои плоды — дружбу, ставшую крепкой, как сотни канатов, соединенных между собой. Мы горели идеями и амбициями…

— Ты чего застыл? — спрашивает он, заметив мою задумчивость.

— Думаю о переменах.

— Пф, — машет рукой. — Расслабься и просто делай, как хочется. Заметь, я не сказал “как надо”.

Заметил. Более того, согласился и принял это за правду, произнося вслух главное свое решение:

— Если МАИР* выгорит…

— Есть все шансы, — с уверенностью говорит Буров.

— …тогда я заберу ее с собой.

— Даже так? — прячет он улыбку, немного раздражая.

Я только киваю, прекрасно осознавая, что мои решения кажутся поспешными. Раньше я ставил работу на первое место. Мне было все равно, что происходит с Аней. Привыкший к тому, что она рядом и никуда не денется, уделял время только себе. Однако недавно до меня дошло, что заботиться намного приятнее, чем наслаждаться вниманием. В такие моменты я чувствую себя хозяином своей жизни и осознаю ответственность за другую. Я оживаю! Сбрасываю заплесневелую одежду, меняя ее на новую, более тяжелую, но в тоже время более нужную. И как бы не хотелось бы потерять ту, которая делает меня счастливым всего лишь находясь рядом.