Я тону в ощущениях. Это необузданная страсть, которую Джеб приберегает для картин. Он не сдерживает желания, не испытывает нужды защищать меня, не беспокоится, что я хрупкая и ранимая. Он умирает от голода – и предлагает мне сравняться с ним в ненасытности.

Он запускает пальцы в мои волосы и царапает лабретом подбородок, так что остаются ссадины. Его поцелуи жгут, как каленое железо, и я обжигаю Джеба в ответ.

Он хватает меня за запястья, прижимает их к стене и наконец отрывается от моих губ. Мы оба тяжело дышим; его рот скользит по моей шее. Зубами он касается яремной вены. От болезненного укуса я дергаюсь, вырываю руку и толкаю Джеба в лицо. На нижней губе у него кровь. Я, в шоке, трогаю ноющую шею в том месте, где он прокусил кожу.

Джеб проводит языком по губам, испачканным моей кровью. Он никогда еще не был настолько груб, чтобы оставлять на моем теле следы; видимо, сделав мне больно, он очнулся. Всё еще прижимая меня своим весом к стене, Джеб подносит руки к моей шее.

Я жду, что он извинится или приласкает меня. Но вместо этого Джеб смыкает пальцы, перекрыв мне доступ воздуха. Я хватаю его за запястья, но он слишком силен. Дыхание замирает в моей груди; я не могу сделать ни вдоха, ни выдоха.

Ногтями я впиваюсь ему в руки, ногами стискиваю талию, пытаясь привести Джеба в чувство.

– Краска, – бормочет он и снова облизывает губы.

Его взгляд опять делается отстраненным, и в глазах Джеба я вижу замысел убийства.

Меня охватывает ледяной ужас.

Он думает, что я кролик.

Вот о чем предостерегали мамины цветы. Мои жизнь и смерть – в его руках. Он никогда не простит себе…

Надо остановить Джеба.

Я пытаюсь издать хоть какой-то звук, чтобы вывести его из транса, но хватка чересчур крепкая. Большие пальцы Джеба еще сильнее сдавливают мою трахею. От давления ноют позвонки.

Я в панике… не могу сосредоточиться… не могу призвать свою силу… не могу даже посмотреть в одну точку…

Всё передо мной застилает черный туман.

– Я должен закончить то, что начал, – механическим голосом произносит Джеб.

Тоном маньяка.

– Это будет быстро. Ты ничего не почувствуешь.

Мертвая хватка усиливается.

Мое тело обмякает, но тут мимо проносится порыв воздуха.

– Игра закончена, – резко говорит Морфей, и я мгновенно открываю глаза.

Сердце бьется о ребра, радуясь возможности остаться в живых. Я никогда не думала, что буду так счастлива слышать британский акцент.

Морфей разжимает пальцы Джеба и оттаскивает его от меня. Я падаю на колени и хватаюсь за шею, кашляя и глотая воздух. Дышать больно; я всхлипываю при каждом вздохе и все-таки наслаждаюсь этой болью, которая течет по ободранной трахее в ноющие легкие.

Я хочу попросить Морфея, чтобы он не причинял Джебу вреда, но сил нет. Всё тело, от шеи до пят, болит. Я приваливаюсь к стене, подтягиваю колени к груди и утыкаюсь в них лицом, пытаясь унять дрожь.

Какое-то рычание заставляет меня поднять голову.

Морфей стоит на коленях над лежащим навзничь Джебом. Он удерживает его, поставив колено на грудь, и запихивает ему в рот ягоды тумтум. Я испытываю огромное облегчение. Морфей помогает Джебу, вместо того чтобы драться.

Я как будто смотрю фильм про Джеймса Бонда. Морфей, в черных брюках, темно-сером жилете и классической рубашке в черную полоску с тонким красным галстуком, мог бы сойти за стимпанкового секретного агента, который наконец поймал своего врага. Густые синие волосы касаются плеч, спускаясь из-под серой твидовой кепки, крылья стекают по спине и ниспадают до пола, время от времени трепеща, когда Морфей преодолевает сопротивление Джеба и пытается сохранить равновесие.

Из всех потрясений, которые я переживала в последние несколько дней, это – самое невероятное. Темный соблазнитель становится моим рыцарем, а мой рыцарь – преследователем. Это, конечно, временный перевертыш, но я никогда не забуду, каким алчным ярко-зеленым огнем горели глаза Джеба… или каково было, когда он отбросил сдержанность и потребовал, чтобы я отдала ему всё. Я и не хочу забывать, потому что мы были соперниками, но в то же время партнерами.

Пока он не попытался убить меня.

Ягоды оказывают свое действие, и Джеб постепенно перестает сопротивляться. Наконец он обмякает.

– Когда ты немного поспишь, – говорит Морфей грубо и отрывисто, – мы обсудим те синяки, которые ты наставил Алиссе.

Он похлопывает Джеба по щеке черной кожаной перчаткой, которую вытаскивает из кармана. Несильно, но с нескрываемым бешенством. Видно, как стянуты мышцы у него под челюстью.

Рядом со мной появляется Чешик – мелькающие крылья, мех и лапы. Он приземляется на мое плечо и нежно тычется носом в шею – в том месте, где остались следы зубов.

– Спасибо, что привел Морфея, – говорю я.

Такое ощущение, что вместо языка во рту ворочается наждак. Услышав мой кашель, Морфей поднимается. Его дорогие черные туфли останавливаются рядом со мной. Я ничего, кроме них, не вижу, пока он не опускается на колени. Недавно Морфей курил: меня окутывает запах табака.

– Присмотри за смертным, слышишь, Чешик? – говорит он, натягивая кожаные перчатки на руки, испачканные соком ягод.

Крохотный подземец срывается с моего плеча и садится на неподвижного Джеба.

Я вытягиваю шею, чтобы заглянуть Морфею в глаза, и мое покрытое синяками, израненное тело отзывается болью. За спиной у Морфея светит солнце, пробиваясь сквозь люк в потолке и окружая голову подземца золотым ореолом.

– Я так рада, что ты не причинил ему вреда, – произношу я, не в силах говорить громче, чем хриплым шепотом.

Морфей гневно хмурится.

– Если бы это был кто-то другой, а не тот парень, который отдал всю свою кровь ради тебя в Стране Чудес, я бы убил его голыми руками. Без всякой магии.

Взгляд Морфея леденяще жесток, и я наконец признаю то, что так долго отрицала: на свой лад он тоже мой рыцарь. У него не такие чистые намерения, как у Джеба, он не всегда честен и самоотвержен, но бдителен. Это нужно признать.

– Ты был прав, – говорю я, подавив гордыню. – Прав, что мою кровь использовали как оружие против меня. Что я сужу тебя не так, как других. По крайней мере я могла бы чуть больше тебе доверять. Извини. Я попробую что-нибудь с этим сделать.

– Да уж пожалуйста, – хотя голос Морфея звучит резко, выражение его фарфорово-бледного лица отнюдь не сурово.

Я сразу вспоминаю своего давнего товарища по играм, который так старался заслужить мое доверие и восхищение. Он что угодно был готов сделать ради этого. Морфей может и не говорить, что я прощена или что он тронут моими словами. То и другое отражается цветными вспышками драгоценных камней у него на лице.