Не задаваясь мыслью, как он это понял, решив, что Динэш наконец-то догадался, от чего меня лечат, пожала плечами:

— Других методов не изобрели. Чтобы убить гадость, попутно травят и всё остальное…

— Других методов? Травят гадость?! — сместив руку со лба, он приложил её к моей щеке. — Ты о чём, Маш’ша?

— Я думала, ты уже понял, чем я больна, — я вновь открыла глаза. И… увидела, что Динэш смотрит на меня всё так же, как и тогда, до прощания. Будто для него я всё так же красива и желанна. Словно он не замечает всех изменений: бледной и сухой кожи, лысой головы и отсутствия бровей.

— Маш’ша… я ничего не знаю, — проведя большим пальцем под моим глазом, стирая слезинку, которую я даже не заметила, произнёс он. И вдруг прилег рядом со мной. Как был: в куртке и ботинках, аккуратно прижав к себе. — Я мало знаю о… всём. Прошу, расскажи… Расскажи, что случилось, пока меня не было…

— Расскажу, — я уткнулась в грудь Динэша и вдохнула его запах, и от сладких воспоминаний, а не плохого самочувствия, у меня закружилась голова. — Только бы дверь как-то на место поставить… Не пойму, почему она вдруг упала. И, зная, что она сейчас там валяется и любой может зайти… мне как-то не очень комфортно…

— Дверь! Баррахар! — вдруг странно выругался мужчина и всё так же аккуратно поднялся. — Сейчас сделаю. Не волнуйся.

После чего вышел из комнаты. Я услышала скрежет и скрип металла, потом тихую ругань Дина… А затем он крикнул:

— Тут какой-то пакет. Из него… пахнет странно.

— Пакет?.. — я нахмурилась и вспомнила про доставщика с ошалевшим взглядом, как закрылись двери лифта. И от того, что я чувствовала себя сейчас прекрасно, рот сразу заполнился слюной. — Там еда! Принеси, пожалуйста!

— Еда? — я услышала, как защелкнулся замок, видимо, мужчина смог починить мою дверь. И, держа бумажный пакет в вытянутой руке, с маской лёгкого отвращения на лице он внес еду. Я даже привстала немного, протянула руки:

— Еда… — и облизнулась.

Но вместо того, чтобы отдать мне упаковку с едой, Динэш подошёл к окну. Распахнул его. И со всей силы вышвырнул пакет на улицу.

— Еда-а-а… — проводив тоскливым взглядом, вредные крылышки, стремительно улетающие сейчас от меня, перевела на мужчину взгляд полный слёз и разочарования.

— Ты когда в последний раз ела?

— Вчера, — я шмыгнула носом.

— Что ты ела?

— Булочку. И чашку кофе…

Договаривала я уже находясь в руках Дина: сев на кровать, он усадил меня к себе на колени, завернул плотно в одеяло. И пошел к выходу.

— Мы куда?! Погоди!

— Поедем ко мне. Я накормлю тебя нормальной едой. Тебе сейчас нужно хорошо питаться. Очень… И… надо ехать ко мне. Тут я точно не смогу ничего сделать. А там, если у меня не получится, я обязательно найду того, кто тебе поможет.

— К тебе? Как ты сможешь мне помочь? Ты не врач… У меня ещё три курса химии! Куда я сейчас поеду?!

— Ключи где? — не ответив, спросил Динэш. Взмахом головы я указала на крючок, на котором висели ключи от квартиры.

Поднеся меня к ним, дождался, когда я их сниму, вышел на площадку. Перехватив меня одной рукой, помог закрыть дверь на замок. Опрометью слетел на первый этаж и распахнул входную дверь.

Мороз больно защипал меня за щеки, кожа была сейчас очень чувствительной, и я невольно поежилась. Динэш сразу ускорился, укрывая мне концом одеяла голову. Отчего я со стороны наверняка напоминала очень большого ребёнка в выписном конверте, правда из одеяла в цветастом пододеяльнике, из которого были видны только глаза. Пустышки только не хватало для общей картины. И я, хмыкнув, протянула, подражая детскому хныканью:

— Я ку-у-ушать хочу-у.

— Сейчас накормлю! Что ты хочешь?

— Категорически… всё!

— Приготовлю всё. Что только пожелаешь.

— Правда? — я восторженно посмотрела на него. И мужчина кивнул. Будто для него это был вызов, который он не посмеет проиграть.

Динэш распахнул заднюю дверь машины и усадил меня в кресло, я же прикоснулась к его руке, когда он пристегивал ремни, и тихо, без тени усмешки спросила:

— Где же ты был?..

— Я… — мужчина тяжело вздохнул. — Трудно объяснить. Сейчас. Но скоро ты всё поймешь, обещаю… И, пусть я, как уже сказал, не по своей воле так задержался, ты вправе сердиться и злиться на меня. А я должен умолять тебя о прощении. Что меня не было рядом, когда ты нуждалась во мне… — он замер в паре сантиметров от моего лица, пристально вглядываясь в глаза. — Ты ведь сможешь меня простить? Когда-нибудь… Не сейчас, но…

— Я… — я хотела сказать: «Я люблю тебя», однако вместо этого, веря, что Динэш сожалеет о своем долгом отсутствии, что он мне всё объяснит, и я поверю, прошептала: — Я волновалась… И очень скучала. А ещё… я прощу тебя прямо сейчас.

Синие глаза вспыхнули надеждой:

— Ты…

— Да, я — вот такая вот я… Но только с условием, что ты мне расскажешь, где пропадал. И почему тебя так долго не было.

— Договорились. Обещаю тебе, я всё расскажу, — он легонько поцеловал меня в губы, накрыл одеялом. — И, Маш’ша, я безумно скучал без тебя. Каждую минуту…

Нажав на какую-то кнопку, Динэш дождался, когда переднее пассажирское кресло отъедет вплотную к приборной панели, освобождая мне максимально место. Закрыл дверь и, быстро оббежав автомобиль, сел за руль и, как только завелся двигатель, сразу сорвался с места.

Не скажу, что он гнал. Однако ехал он значительно быстрее, чем водил до этого, но и не лихачил. Так же предельно аккуратно, просто километров на двадцать быстрее.

Всю дорогу Динэш присматривал за мной через зеркало заднего вида. На перекрестках и любых остановках оборачивался, улыбался. Попутно настроил мне кресло так, что я необычайно удобно полулежала в мягком кресле.

А мне было так хорошо! С ним рядом мне всегда хорошо, словно я нахожусь не за каменной стеной, а за огромной скальной грядой, что надежно ограждает меня от всего плохого. И я становлюсь такой сильной, что готова сама горы голыми руками сдвигать. Как же мне этого не хватало в эти дни… Этой непоколебимой уверенности не просто в завтрашнем дне, а вообще во всем. Казалось, даже болезнь мою он способен с легкостью победить…

Мои веки начали смыкаться — машина ехала плавно, шума дороги не было слышно…

— Что бы ты хотела поесть? — вдруг тихо спросил Динэш, и я, не до конца вынырнув из дремы, мечтательно произнесла:

— Тебя…

— Хм-м… Честное слово, для тебя мне ничего не жалко. Но, думается, моё мясо будет жестковато…