— А? — я приоткрыла один глаз.

— Есть какие-то предпочтения в еде?

— Нет, — мотнула головой. — Я просто кушать хочу.

— Понял тебя. Подождешь десять минут?

Повернув голову к окну, я заметила, что мы стоим на крытой парковке торгового центра, прямо у входа в супермаркет.

— Конечно.

— Отлично, — протянув руку, Динэш коснулся моих пальцев, и тошнота, что опять стала подступать, вдруг мигом улетучилась. — Я быстро.

Мужчина, и правда, справился минут за десять. Вернувшись с двумя пакетами, убрал их в багажник. Но, вместо того чтобы сесть сразу за руль, он открыл заднюю дверь и сел рядом со мной.

Пока Динэш быстро протирал руки влажными салфетками, по салону начал распространяться умопомрачительный запах… И я, заинтересованно вытянув шею, попыталась разглядеть, что же так пахнет.

И Дин наконец-то вытащил из бумажного пакета свежайший, ещё горячий батон.

— А то ты, наверное, простить не сможешь за то, что я твою еду выбросил… Пусть и это не здоровая пища, однако куда лучше, чем та…

Взяла пышущую жаром выпечку с хрустящей корочкой, и в памяти всплыло воспоминание, как мы с ним несколько месяцев назад сидели перед холодильником и грызли похожую булку…

— Спасибо, — прошептала я и, отломив ему половину, укусила нежную белую мякоть.

С улыбкой взяв часть, он поставил в специальное углубление две бутылки со свежим соком. Судя по виду, один был апельсиновый, другой — яблочный.

Давно я ничего вкуснее этого батона и сока не ела!

— Мы к тебе домой? — уточнила, дожевав кусочек.

— Да.

Я, вдруг вспомнив про его внедорожник, сразу вся покрылась липким потом…

— Дин… — прошептала испуганно.

— М-м?

— Твоя машина… Её немного испортили… — начала я бормотать. — Я звонила в страховую, мне там сказали, что всё сделают… но для этого нужен владелец. Его личное присутствие, подписи… я в полиции заявление взяла…

— Машина? — он вопросительно на меня посмотрел.

— Она открытая стояла… Её хулиганы угнать хотели, не смогли. Зато попортили, пока на штрафстоянку её не забрали… — я вжала голову в плечи. — Из…

Договорить Динэш мне не дал:

— Не смей извиняться! — рыкнул мужчина. — К Баррахару эту машину! Пусть её хоть на запчасти разобрали — мне всё равно. Этот вопрос мы решили?

— Д-да.

— Вот и прекрасно, — он вновь мне нежно улыбнулся.

Подождав, когда я доем, Динэш сел за руль, и через минуту я уже крепко спала, уснув со сладкой и счастливой улыбкой на устах…

Сидя на диване, крепко держа Маш’шу в объятиях, боясь выпустить даже на секунду, смотрел на её осунувшееся лицо и украдкой гладил по голове. И пусть больше нет у неё прелестных золотых локонов, а сама девушка похожа на тень себя прежней, однако для меня она была всё так же прекрасна. Хотя, нет, ещё более удивительной и желанной, чем день назад…

Пока Маш’ша спала, я мягко, чтобы она ничего не почувствовала и не проснулась, окунулся в её память. И прожил каждый миг вместе с ней. Моё сердце сжималось, у меня перехватывало дыхание от боли, я забывал дышать…

…На следующий день, после нашего расставания, Маш’ша поехала за дочкой. На обратном пути ей стало плохо. Но она держалась до последнего, и уже из последних сил позвала на помощь местных лекарей…

Дальше воспоминания становились рваными и обрывочными. Больница, вопросы врачей, беспокойство за дочку, перемешивались с вязкой темнотой. Потом ослепительно яркий свет ламп и люди в масках. И снова чернота.

Очнулась девушка уже в палате…

Сдвинув немного одеяло, приподнял ткань футболки и увидел тёмно-бордовый длинный шрам через весь живот: от пупка до паха. Едва касаясь, провел пальцами и с трудом сдержался, чтобы не исправить всё прямо сейчас…

Пока ещё рано. Мне и так придется забыть про все планы и надеяться, что она спокойно отнесется, перенесёт всё, когда я завтра покажу ей свой мир…

Аккуратно вернув всё назад, укрыв одеялом девушку, вздохнул.

Несколько недель она провела в больнице, пока всё заживало. И каждый раз, когда открывалась дверь в палату, она с надеждой смотрела на неё, мечтая увидеть меня… И отворачивалась, понимая, что это пришли к другой женщине.

Уже тогда ей сказали, что опухоль может быть злокачественной. Маш’ша не поверила. Не хотела верить… И ждала результатов биопсии.

И не верила она, когда врач, что лечил её, отводя взгляд, сказал, что у неё рак…

Я посмотрел, что это за болезнь. Как её лечат… Это ужасно. И через этот кошмар пришлось проходить моей Маш’ше одной.

Но она ни разу не опустила руки, шла, нет, бежала вперед. Купила квартиру, желая завещать её своей дочке, проходила обследования, делала всё возможное…

А потом была ещё операция. И химия… Странное решение местных лекарей. И ужасное — для пациентов. Их буквально убивают, отравляя ядами и металлами. Но делают это для того, чтобы те жили…

Чтобы Лиса не видела её в таком ужасном состоянии, Маш’ша самые тяжелые дни жила одна в квартире. Стискивала зубы… И мечтала хотя бы мельком увидеть меня, узнать, что я жив и у меня всё в порядке.

Каждое это воспоминание я пережил с ней, поражаясь силе её духа… И любви ко мне… Она, и правда, не испытывала ненависти. Злилась, да. Однако в её сердце было столько любви и нежности, что её хватило бы на сто моих жизней.

Моя маленькая, сильная, самая храбрая девочка…

— Спи, любимая, — шептал, гладя её по голове. — Отдыхай… Больше я никогда не исчезну, не оставлю тебя. Всегда буду рядом. Всегда. Вылечу тебя, моя Маш’ша… Обязательно вылечу…

Вливая по капле силу, чтобы её организм быстрее восстановился после тех ядов и ей стало лучше, я задумался, как её лечить… Перебирал все возможные и известные мне варианты… И понимал, нет ни одного стопроцентного. Точнее, мне они пока неизвестны. Поэтому, как только мы окажемся в моем замке, первым делом приглашу лучших лекарей, знахарей и целителей со всего Орвиндэйла. Может, они предложат свои, более быстродействующие и эффективные варианты исцеления…

К тому моменту, как девушка открыла глаза, дом уже был убран. Пусть бытовая магия явно не мой конек, но после того, как несколько месяцев с небольшими перерывами мне довелось побегать с Мастером по лесам, проходя обучение и живя в крайне аскетичных условиях, я довольно неплохо научился с ней обращаться.

— Привет, — произнесла она, и сквозь мертвенную бледность проступил робкий и нежный румянец.

— Как ты себя чувствуешь? — моя рука так и не опустилась на её голову. Я побоялся, что девушке будет неприятно, если коснусь её кожи…