как и тогда — на борту корабля, пересекавшего Средиземноморье. Я снова размышлял о том странном процессе, что ведет к мистической свадьбе с душой, гадая, действительно ли я желаю сейчас отступить от этой узкой тропы, чтобы всмотреться в тени вдоль пути. Но тогда я понял, что она, должно быть, ждет меня, как Беатриче ждала Данте — чтобы протянуть мне руку и помочь взобраться к вершине Древа Жизни; там, единый с нею, я смогу оставаться вечно.

Сидя перед Кришной Меноном на втором этаже его удобного ашрама, я спросил:

— Верите ли вы в продолжение существования после смерти? Продолжают ли мертвые существовать в какой–то форме, и можем ли мы встретиться с ними?

Мгновение Кришна Менон колебался, а затем ответил:

— Веданта учит нас, что жизнь — иллюзия, и индивидуальное эго — также иллюзия. Как же может существовать смерть, если не существует жизни?

Потом, после короткой паузы, он продолжал:

— Чтобы достичь спасения, которое есть мир, приходящий со знанием, вначале нужно встретить мудрых.

Кришна Менон, ранее бывший главой полиции, лишь однажды в Калькутте виделся со своим гуру — но этого для него оказалось достаточно.

Позже я рассказал ему о своем опыте переживаний во внутреннем мире, о «вибрациях», и об ощущениях разделения с телом. Он сказал, что я испытываю эти ощущения потому, что в предыдущем воплощении, должно быть, упражнялся в йоге. Свами тоже практиковал раньше йогу, но потом оставил.

Мне часто казалось курьезом, что философы и святые веданты, в остальном совершенные монисты, всегда твердо верят в перевоплощение. Всё для них — иллюзия, но перевоплощение и индивидуальная карма, очевидно, избавлены от всякой иллюзорности. Ну что же, мне было сказано, будто я страдаю от последствий того, что практиковал йогу в прошлой жизни; но ведь только йог может стать дживанмуктой и побороть иллюзию.

Свами Кришне Менону тоже приходилось работать со своей кармой: он страдал от болей в ногах, и должен был проходить курс традиционного лечения аюрведы, состоящий их массажей и травных компрессов. Ему пришлось оставить общественную жизнь, чтобы завершить лечение. Но то было много лет назад, а теперь Кришна Менон мертв. Он был невысоким человеком приятного и приветливого характера, очень ясно выражавшим свою мысль. Он напомнил мне об одном чилийском друге.

XLVIII. Мыс Коморин

Малабарский берег чрезвычайно красив, особенно в сезон муссонов, дарующих растительности насыщенную зелень, не похожей на пальмы, кокосы и песчаные пляжи Цейлона. Люди и селения здесь очень ухоженные, как и повсюду в дравидской Индии. Само побережье имеет богатую историю: к ним приставали корабли царя Соломона, и именно здесь находился легендарный Офир. Святой апостол Фома пришел сюда, сюда же пришли и евреи после разрушения Храма. На этот берег высадились португальцы; именно они придумали слово, чтобы обозначить увиденную разделенность общества хинду. Слово «каста» на самом деле было западным термином, употребляемым в отношении выведения пород скота. В пятнадцатом столетии какой–то пошляк из португальских моряков применил его к укладу индусов, и так оно оказалось вписанным в историю. Индийский термин, обозначающий касту — варна, что значит «цвет».

В пути я задержался, чтобы осмотреть дворец, по стилю почти китайский или непальский. Достаточно забавно — он напомнил мне и о деревенском доме в Чили. Я вошел в дом и осмотрел его главный зал, где, надо полагать, король или принц развлекал своих женщин. Стены повсюду были покрыты фресками, изображавшими сценки из жизни Кришны: он занимался любовью с Радхой и другими гопи, а вокруг него располагались обезьяны и кони, и многие другие звери, также вовлеченные в любовные игры. Нужно думать, картинки эти были нужны для того, чтобы принц мог подражать позам изображенных на них любовников. Во дворце также имелась деревянная кровать, которой приписывались врачующие силы. Португальцы укладывали на нее своего принца, когда он бывал болен — несомненно, он лежал здесь, надеясь побороть свой недуг.

Позже я свернул с прямой дороги, чтобы посетить водопад Курталам, в котором хинду совершают церемониальные купания. Сотни мужчин, женщин и детей приходят сюда и становятся под падающие воды; они собираются, как мотыльки на огонек свечи и приходят в экстаз перед этим символом природной мощи. Я тоже решил искупаться здесь, и, войдя в воду, почувствовал, как тело пронизал электрический ток водяных струй.

Было уже далеко за полдень, когда я добрался до мыса Коморин — самого подножия Индии. Здесь Рама переправлялся на Цейлон с обезьяной Хануманом, чтобы спасти свою жену Ситу, и отсюда арии отплывали на завоевание Цейлона. В их вторжении им помогал дравидский вождь с юга Индии — сыгравший в фактической истории ту же роль, что Хануман играет в легенде.

Мыс Коморин отмечает слияние трех великих вод: Индийского океана, Аравийского и Бенгальского морей. Здесь я присел на скалу и глядел, как пурпурно–красное солнце окрашивает волны. Обхватив голову руками, я думал о том пути, каким столь многие из этих легендарных деяний исчезали из мира. Все сцены, которые я наблюдал и описал, вскоре станут не более чем мертвой легендой, когда новая Индия промышленной революции и планов пятилеток поднимется над руинами прошлого. К тому времени турбины, самолеты и гигантские мосты совершенно затмят сверхъестественные силы Ханумана, столетия назад перелетевшего от мыса Коморин к Цейлону. Более того, атомная эра межпланетных путешествий сделает мои посещения Антарктики и Гималаев мелочными и незначительными, а мой отчет об этих приключениях будет старомоден, как сегодня комичны истории о путешественниках девятнадцатого века. Как нынешнее поколение считает наивными приключенческими байками продвижения британских солдат, пересекавших пустыни на лошадях, так будущие поколения сочтут ничего не значащими экзотические существа и странные ландшафты этой маленькой планеты. И уж совсем неинтересны им будут блуждания в песках пустыни души.

Однако даже если я кажусь сегодняшней молодежи обомшелым ретроградом, я верю, что должен сложить отчет о том, что видел и пережил; потому что считаю, что он пригодится поколениям далекого будущего. Моя задача — сохранить сокровище и наследие прошлого, чтобы стать звеном в цепи поколений тех, кто упорно противится приближению черной ночи. И получается, что книга эта написана не для моих современников — а для тех немногих из поколений будущего, кто может снова захотеть отыскать тайную цепочку следов, связующую Анды и Гималаи — даже если в будущем ни в Индии, ни в моей стране, не найдется уже ничего, что хоть отдаленно напомнило бы пережитое и описанное мной. Но внешние факты не важны, и подлинный