Витсллий, разумеется, пользуется поддержкой своих генералов. Авл Цецина Алиен известен своими амбициями. Не располагаю точными сведениями о Фобии Валенте[42], хотя готов биться об заклад, что и он гусь еще тот, но большее внимание все-таки следует уделить Цецине. Он умен, хорош собой и прирожденный оратор. Полагаю, Вителлий для него лишь трамплин к императорской власти. Подобных вещей в истории тьма. Подумай об этом.

Если предположить, что не случится ничего непредвиденного, Вителлий прибудет в Рим в июне, хотя он может сделать это и позже, чтобы дать улечься страстям.

Гиппопотамы, присланные тобой в прошлом месяце, пользовались огромным успехом. Не знаю уж, как твои люди ловят этих гигантских животных,но они приносят тебе добрую славу. Жду новых поставок, поскольку договорился с Некредом о большой водной охоте на май. Это новое зрелище становится все более популярным, ибо народу в диковину звери, проживающие в воде. Выяснилось, что тигры умеют плавать, я буду пробовать запустить их в бассейн. Морские свиньи, к сожалению, мрут по дороге. Была попытка доставить в цирк и акулу, но транспортный ящик сломался и огромная рыбина вывалившись из него, убила восемь рабов. У нас есть гигантские угри, однако они очень вялые, поскольку неважно себя чувствуют в пресной воде.

Теперь о зерне. Ты ведешь себя мудро. Кризис затягивается, и это нам на руку. Разумеется, до города доходит пшеница из Таллии и с востока, но едва ли эти крохи в состоянии компенсировать египетскую недостачу. К осени любое улучшение в этой области будет восприниматься как божественный дар.

Мне представился случай поговорить с твоим племянником Туллием, он уверил меня, что ты не оставил своих планов, чем я лично очень доволен и собираюсь всемерно способствовать им.

Дома бедноты наша постоянная боль. Эти здания и спроектированы неважно, и построены из рук вон плохо. В наихудших из них нижние этажи находятся под землей и потому лишены нормального доступа воздуха, а кроме того, туда натекает вода. Водопровод прохудился, чинить его некому. Внизу сыро, вверху горячо, ибо чернь не доверяет пекарням и пытается печь хлеб в самодельных печах, отчего возникают пожары. Беднота не доверяет и общественным мельницам, опасаясь потерь при помоле. Затеянное строительство новых бедняцких кварталов заглохло, хотя жилья не хватает. Я думаю,

можно выйти из положения, проектируя на единице площади не семь, а десять, одиннадцать и больше квартир. Вопрос с жильем стоит очень остро. Мне кажется, тебе следует уделить внимание и ему.

С нетерпением жду твоих решительных действий. Мы не настолько молоды, чтобы откладывать все на потом. Мне скоро исполнится пятьдесят два. Многовато, не так ли? И все же надеюсь, закат моей жизни принесет мне больше удовлетворения, чем ее довольно-таки унылый восход.

Будь уверен в моей искренней преданности!

Собственноручно

Корнелий Юст Силий, сенатор.

23 апреля 821 года со дня основания Рима».

Вителлий сыто рыгнул и провел ладонью по объемистому животу, оглядывая гостей.

В огромном банкетном зале стояли семь групп раскинутых П-образно кушеток, и пиршество шло своим чередом. Новый император повелел и женщинам возлечь вместе с мужчинами, чтобы их писк за отдельным столом не отвлекал никого от еды.

– Роспуск преторианцев – это лучшее, что я когда-либо совершил,- сказал Виттелий, ткнув пальцем в вызвавшего его недовольство патриция.- Не сделай я этого, они протолкнули бы во дворец кого-нибудь своего, а потом возвысили бы его до порфиры.- Он кивнул одному из рабов, и тот поспешно придвинул к нему поросенка.

Ответ патриция был уклончив.

Да, цезарь, твои генералы, несомненно, мудры. Им известно… гм… многое из того, что нам недоступно.- Оппонент помолчал, слизывая мед с пальцев – Однако преторианская гвардия – часть нашего общества, Рим к ней привык. Вителлин нахмурился.

– Ты не совсем беспристрастен, Ремигий, и это не очень-то нравится мне. Девять членов твоей семьи – преторианцы. На этот раз я оставлю твои дерзости без последствий, но впредь, прошу тебя, остерегись ставить свои интересы выше государственных нужд.- Он кивнул своему виночерпию.- Наполни чашу Ремигия, Лин. Ему необходимо забыться.

Возлежащий рядом сенатор поморщился и брюзгливо сказал:

– И все же беспокойство Ремигия довольно резонно. Римляне никак не слывут большими любителями перемен, и потому…

Вителлий прервал его жестом.

– Фабриций, с этим покончено. Тут нечего обсуждать.- Он обратился к ожидающим распоряжений рабам.- Помогите мне встать. Мой желудок уже полон, и его следует облегчить для нового блюда.- Император посмотрел на гостей.- Нас ожидают павлиньи языки, бычьи мозги и рыбья икра. Я сам сочинил это блюдо. Но еще не вполне им доволен. И потому с удовольствием приму все дельные замечания.- Глубокомысленно подвигав бровями, Виттелий покинул свое ложе и в сопровождении двух слуг отправился в туалетную комнату.

Ремигий взглянул на Фабриция.

– Он пожалеет о своей опрометчивости. Преторианцы такого не спустят.

– Да уж,- вздохнул Фабриций.- Есть новости из Египта?

– Поговори с Юстом Силием. Ему, похоже, известно все.- Ремигий уставился невидящим взгляд стол, с которого убирали еду.- Сколько еще ожидается перемен?

– Четыре,- ответил Фабриций.- До развлечений. А после нас ждет еще ужин. Совсем как в прежние времена. Если не считать того, что воду со льдом подавать почти перестали.- Он понизил голос и оглянулся, словно даже такое невинное упоминание о Нероне могло дорого ему обойтись.- Мы попросту лопнем, если все это продолжится.

Ремигий деланно рассмеялся.

– В этом году мы ходим под третьим цезарем, не считая Пизона. Все, что нам надо уметь, это держаться за кресла. Императоры приходят и уходят, а сенат остается.

Стоящий позади него раб подался вперед.

– Придержи язык,- буркнул Фабриций, наблюдая, как перед ним ставят новое блюдо.- Восхитительно! – вскричал он, с показным аппетитом принимаясь за еду.

Вителлию пришлось основательно пощекотать себе глотку гусиными перьями, прежде чем он ощутил в себе готовность вернуться к прерванной трапезе. Рабы подали ему мокрое полотенце, император вытер лицо и руки, потом поправил неряшливо обвисшую тогу и, выйдя из туалетной комнаты в холл, с большим удивлением воззрился на стоящего там человека.

– А, Сен-Жермен, это ты? Ну, как тебе нравится угощение?

Сен-Жермен поклонился.

– Уверен, что оно выше всяких похвал. Однако сам я его не пробовал, ибо на людях не ем. На моей Родине процесс принятия пищи считается делом интимным, а потому я прошу меня извинить.