Одетый в тунику из черного шелка, с серебряным талисманом, инкрустированным черным янтарем и рубинами, он смотрелся очень изысканно, но подвыпившему Виттелию на чью-либо изысканность было плевать. Император нахмурился.

– На приеме у цезаря ты мог бы и не проявлять такую щепетильность.

– Ах, государь, тут одна лишь загвоздка. Я не римлянин, а ты – не мой господин.- Сен-Жермен произнес это самым почтительным тоном, однако счел нужным прибавить.- Но уже одно приглашение на столь пышное празднество для меня великая честь.

Вителлин смягчился.

– Учитывая все, что ты делаешь для меня, и твои прошлые заслуги перед…- он запнулся,- перед римским народом, твое пребывание здесь вполне обоснованно. И если бы ты еще мог подсказать мне, что делать с рыбьей икрой… Да где же вино? – рассердился вдруг цезарь.

Один из рабов уже бежал из банкетного зала с тяжелой серебряной чашей в руках.

– Отлично.- Вителлий сделал жадный глоток, и его раскрасневшееся лицо мгновенно побагровело.- Не знаю, как мне с тобой теперь быть. Мне не нравится твой отказ попробовать мое блюдо.

– Мои привычки, без сомнения, кажутся тебе странными, государь, но как римлянин ты должен знать, что традиции должны почитаться.- Сен-Жермен решил, что ему не нравится этот полный хромой человек в измятой, неряшливой тоге.- Ты ведь и сам посвящаешь сегодняшний пир старине.

Банкет, как это было объявлено, давался в честь памяти Ромула и Рема, легендарных основателей Рима.

– Что ж,- отозвался Вителлий, глубокомысленно качнув головой,- традиции… да… римлянам свойственно чтить свои корни.

«Сейчас тебе следовало бы не чтить свои корни, а укреплять ножки своего шаткого трона»,- подумалось Сен-Жермену, но вслух он сказал другое:

– Счастлив властитель, управляющий таким великим народом. Сенат ждет от тебя многого, государь.

Вителлий лишь фыркнул, задетый упоминанием о сенате, ему вдруг захотелось как-нибудь осадить лощеного чужестранца

– Я слышал, ты чинишь орган. Когда наконец он будет готов?

Сен-Жермен вежливо улыбнулся.

– Скорее всего, месяца через два. И плюс к тому неделя-другая уйдет на настройку.- Если ему и не пришелся по вкусу вопрос, низводящий его до уровня простого ремесленника, то он ничем этого не показал.- Ты хочешь осмотреть инструмент, августейший?

– Через двадцать дней должны состояться игры. Ты сможешь закончить работу к этому сроку? – Глазки Вителлия вспыхнули, он таки изыскал возможность загнать чужеземца в тупик.

– Ну разумеется, государь.- Сен-Жермен, казалось, ничуть не смутился.- Лишь прикажи, и орган вернется на место. Правда, без надлежащей отладки он будет по-прежнему…- ему вспомнилась фраза Нерона,- реветь, как стадо ослов.

– Ты хочешь сказать, что не склонен поторопиться? – гневно спросил Вителлий.

– Нет, государь. Я лишь говорю, что выполню любой твой приказ. Прикажешь установить инструмент без настройки, и я сделаю это. Он будет стоять на месте, но в том же виде, в каком пребывал всегда Если же ты дашь согласие подождать, то его звучание сильно изменится. И в лучшую сторону, уверяю тебя.

Вителлин понял, что его обыграли.

– Прекрасно,- отрывисто бросил он.- Делай что нужно, но не затягивай это на годы.- Он развернулся и тяжело пошел прочь, всем своим видом показывая, что недоволен.

Сен-Жермен остался стоять на месте, ожидая, когда к нему подойдет трибун новой императорской гвардии. Он давно тяготился его молчаливым присутствием, понимая, что ничего хорошего оно ему не сулит.

– Ну, в чем дело? – вопрос был намеренно резким, ибо задетый невежливым тоном гвардеец мог выложить больше, чем намеревался сказать.

Офицер, чье обветренное и покрытое боевыми отметинами лицо плохо вязалось с серебряной парадной кирасой, смущенно прочистил горло.

– Прости, что задерживаю тебя, Франциск, но мне нужно, чтобы ты ответил на некоторые вопросы.

– В самом деле? – Сен-Жермен почувствовал, как внутри у него все напряглось.- Какого они рода? – Он не собирался выдавать свои чувства и потому решил держаться надменно, хотя этот боевой офицер был чем-то ему симпатичен.

– Я действую по приказу моего генерала. Ты должен понять, что новый режим…- трибун положил ладонь на рукоять меча, словно этот жест был способен помочь ему выйти из затруднительного положения,- с особенной строгостью смотрит на определенные вещи…

– Определенные вещи? – нехотя повторил Сен-Жермен. Мозг его лихорадочно заработал. Что это за

вещи? Уж не те ли, на которые намекал Лед Арашнур? На кого же в таком случае направлен удар? На Кошрода? Или всплыл донос, посланный лжеармянином Огону? У него вдруг перехватило дыхание. Оливия? Неужели Юст вынудил ее признаться во всем?

Трибун мялся. Ему претило выступать в роли грубого дознавателя. Не было никакой необходимости волновать человека во время торжественного приема. Дело вполне могло подождать и до завтра, однако начальство решило иначе. Звуки застолья гулким эхом гуляли по мраморному вестибюлю Золотого дома. Офицер покосился на пьедестал, где еще год назад стоял бюст Нерона. Потом его сменил бюст Гальбы, затем Отона. Сейчас пьедестал был пуст, но скульпторы трудились вовсю…

– Ну же, трибун,- поторопил Сен-Жермен.

– Капитан одного из твоих судов занимается контрабандой зерна. Его задержали в Остии с грузом в пятнадцать баррелей, не означенным в декларации.- Офицер произнес все это скороговоркой и, помолчав, прибавил: – Если он выполнял твой приказ, то главным ответчиком окажешься ты.

Сен-Жермен одарил трибуна рассеянной полуулыбкой.

– Он говорит, что действовал по моему повелению?

– Его еще не допрашивали. В данное время капитан содержится в гарнизоне.- Трибун откашлялся и обреченно махнул рукой.- Это грек-вольноотпущенник, и для того, чтобы его допросить, нужны дополнительные официальные распоряжения.

Экий болван этот Кирилл! Снюхался с персами, а те его сдали!

– Как вы об этом узнали? В Остию прибывают сотни судов, и обычно они подвергаются поверхностному досмотру. Грузоподъемность моей «Красы Византии» – двести тридцать баррелей. Найти среди них незаконных пятнадцать – весьма кропотливое дело.

– Было предупреждение,- признался трибун.

– Анонимное? – спросил Сен-Жермен, заранее зная ответ.

– Да,- с несчастным видом подтвердил офицер.

– Понимаю. Это досадно. Все мои капитаны имеют санкцию на покупку грузов и продажу их с выгодой, но я был бы последним дурнем, если бы поощрял контрабанду. Это, надеюсь, понятно? – Офицер, помедлив, кивнул,- Скажи, с кем мне надо поговорить? Чтобы как можно скорее все уладить.

Трибун украдкой перевел дух. Формальная часть беседы окончилась, и он мог позволить себе перейти на сочувственный тон.