– Явка моя работает до сих пор, – проинформировал он. – Но конкретно заданий никаких. Поблагодарили, что мы умудрились выжить. Сказали, что у организации не лучшие времена, и чтобы мы зарылись как можно глубже, вели себя тише. Работа будет. Но не сейчас.

– Все не успокоятся, неугомонные.

– Самое плохое, что у нас нарастает внутреннее напряжение. Звено на грани бунта. Еще немного, и дойдет до открытого неподчинения. И уже в расход не выведешь нарушителя. Спелись мои бойцы, все заодно. Мне кажется, Поп и его подручные знают больше, чем я. Чувствую, что меня убьют, – он погладил ладонью тщательно выбритую щеку. – Ну что же. Я знал, что руководство НОБС мне не простит излишнего любопытства к их неблаговидным делишкам. Знал, что это билет в один конец.

– Думаю, они тебя изначально хотели на силовой акции бросить в прорыв, под пули, или в спину выстрелить. Вроде никто не виноват – погиб в бою как герой. А потом молодежь на твоем примере учить – богатырь, сложил голову за святые идеалы.

– Может, и так… Как же надоело все. Просто жизнь не мила. Пора к Господу на суд. И не думаю, что он меня простит за все, что я сотворил. Но зато встречу отца, друзей… Или, может, опередить события и самому всех положить? Хотя могу и не справиться – они за мной все время присматривают, каждое движение секут. Но хоть погибну в бою.

– Это что за упадочнические настроения? – удивленно посмотрел я на него.

Нет, конечно, у него и раньше наблюдалась склонность к драматизации ситуации и позерству. Но сейчас он всерьез был готов расстаться с жизнью.

– Ты же еще недавно собирался вкусить сладких плодов мести, посчитаться с НОБС и его заправилами. И пока у тебя это получается. Уже тем, что мы работаем вместе, ты подложил им огромную свинью.

– Это да, – кивнул Шахтер.

– Я тебе дам возможность подложить им еще большую свинью, элитную – прям как на сельхозвыставке, – я кивнул в сторону окна, в котором виднелись силуэт скульптуры «Рабочий и колхозница» и арка входа на ВСХВ. – Если у нас все получится, это им долго икаться будет. Заодно и решим проблемы с твоей командой. А пока успокой народ.

Я стал выкладывать на стол из портфеля упакованные пачки денег. Это была часть средств, полученных от «Картеля» на содержание «Святой Державы», наш тайный фонд.

– На некоторое время они угомонятся, – сказал я. – Ну а заодно пусть поработают по новому заданию.

Я изложил в подробностях это новое задание. Шахтер выслушал внимательно, ничего не упуская. Помрачнел еще больше, что-то просчитывая про себя.

– Справитесь? – спросил я.

– Справимся, – замешкавшись на миг, уверенно кивнул он. – И не такое делали.

– Только главное условие – ни один из твоих людей до акции не должен пересечься с представителями «Картеля». Хоть прибей их к лавкам гвоздями, но покинуть хоть на час базу они не должны.

– Это устроим. А потом что?

– А потом я привезу еще деньги. В два раза больше.

– И…

– И поглядим…

Когда Шахтер вышел, я устало потер виски. Аж голова разболелась. Как говаривал Гай Юлий Цезарь в свое время – Рубикон перейден. Вот и сейчас я перешел свой Рубикон. И пути назад нет.

Правда, этот мой личный Рубикон далеко не первый в моей беспокойной жизни. И, скорее всего, не последний. Их приходится время от времени перемахивать, чтобы удержаться в седле.

Но все же – что это я только что наворотил!..

Газеты на моем столе. Пульс времени бьется в этих мелких строчках. Если очистить этот текст от шелухи велеречивых пафосных слов и агитационных призывов, то четко встают факты и события. А события сжимаются все жестче, как пружина. Октябрь богат как на неожиданные сюрпризы, так и на давно ожидаемые повороты.

Германия разделалась с Польшей и объявила о ее включении в состав Третьего рейха. Заодно забросила удочку о заключении мира с Францией и Англией. СССР подписал пакт о взаимопомощи с Латвией, Эстонией, а также передал Литве Вильнюс, до того входивший в состав Польши. В результате эмигрантское правительство Польши, уютно устроившееся во Франции и Англии, объявило СССР войну, но этот комариный писк остался не услышанным.

Во Франции конфисковано имущество французской коммунистической партии и начаты аресты депутатов-коммунистов. Империализм стремительно сбрасывает лицемерные маски законности и миролюбия. Мир меняется очень быстро. И главная наша задача – поспевать за этими изменениями.

Ну а в Америке запущены в производство женские нейлоновые чулки, отчего вся страна в ажиотаже.

А вот новости местного масштаба, притом печальные. Безвременная кончина преданного партийца и видного хозяйственника, заместителя наркома земледелия Порфирия Белобородько. О том, как он отдал Богу душу, в газете не распространялись. Скоропостижно скончался – и все.

Да, Белобородько, не быть тебе главным контролером страны. Справедливости ради надо бы и в эмигрантской газете статейку тиснуть «погиб видный деятель НОБС, глубоко внедрившийся агент Бай, всей своей жизнью и героическим служением нанесший огромный вред богомерзким большевикам». Но нет, такие некрологи там не пишут. Эта тайна была, есть и будет глубоко сокрыта. И даже в наших бумагах она не найдет никакого отражения. Эта тайна НОБС. И лично моя.

Итак, официально для народа он заболел и помер. А версия следственных органов – самоубийство. Причина? А мало ли.

Семья его выехала на дачу. А когда жена вернулась в понедельник утром, то обнаружила в кабинете труп Порфирия Панкратовича. Скрючился, упершись лбом в стол. Рядом валялся наградной «браунинг». И даже записка была, очень лаконичная: «Не могу так».

Пускай теперь следователи гадают, чего он не может.

Реальность состояла в том, что по Белобородько отработало звено Шахтера. Все же мой агент – прирожденный исполнитель тайных силовых акций. Это нужно умудриться незаметно проникнуть в квартиру в престижном доме в центре Москвы. Заставить жертву написать покаянную записку, пусть и столь куцую. А потом грохнуть так, что на руках и одежде убитого присутствуют следы пороха и металлизации, которые соответствуют картине самоубийства. Мои аплодисменты. И одновременно какая-то боязливая озадаченность – какого же хищного зверя я приручил.

Странное чувство. С одной стороны – освобождение. Много проблем и для себя, и для страны снял. А с другой стороны – какая-то тяжесть и грусть вперемешку с разочарованием.

Эх, Белобородько. Теперь уж не понять, когда талантливый руководитель, аскет и преданный партиец пошел против своей страны и народа. Когда и как он подписал договор кровью с чертями? Что послужило этому причиной? Явно не деньги и шкурные соображения. Такие люди живут мыслями и идеями. А вот что это были за запутанные мысли и какая поганая идея, что толкнула его на предательство? Если бы знать. Но в одном я уверен – он получил свое. Притом сполна.